Шайба с черным от пороховой гари лицом использовал временную передышку, чтобы раздать бойцам автоматы и гранаты. Выстроив шеренгу уцелевших македонцев со щитами, он повел своих гранатометчиков под их прикрытием в коридор. Там ждал сюрприз: мощная баррикада, сложенная из обломков статуй и гранитных колон. Из щелей полетел град стрел.
Однако Шайба не растерялся. Выскочив перед строем, он зубами вырвал из гранаты кольцо, размахнулся и запустил ее в самый центр заграждения. Метнулся столб пламени. «Та-та-та!» — заработал в руках Шайбы «Дегтярев» и остановившиеся было чинчорро с обезумевшими лицами вновь качнулась вперед. «Даешь! Даешь, тудыть твою в душу мать! Вперед, суки! Сокрушу!» — орал Шайба, выпуская веером очередь за очередью. Однако взять баррикаду с ходу не удалось. Египтяне дрались с отчанием обреченных. Нападавшие были отброшены с помощью пик и кувшинов с горящим маслом, от которых в коридоре стало светло как днем и которые они метали поразительно метко.
Несколько чирибайя вспыхнули факелами и своими воплями тут же внесли панику в ряды атакующих. Восставшие дрогнули и побежали. Понимая, что их не остановить, Шайба выпустил в сторону египтян еще две очереди и, отшвырнув в сторону опустевший диск, отполз за телегу.
— Дрянь дело, Ильич, — прохрипел он. — Если сейчас бойцов не поднимем и эту хрень не возьмем — конец! Надо бы грантометом… Гранатометом! Вот я мудак! У нас же «Мухи» в загашнике спрятаны.
Обламывая ногти, уголовный сорвал крышку с длинного зеленого ящика и извлек из него кусок трубы. Ильич настороженно выжидал, что будет дальше. А Шайба положил трубу на плечо, направил на противника, что-то подрегулировал, куда-то прищурился — и и нажал на спуск. Рвануло так, что заложило уши. А Шайба уже брал следующую «Муху». После пятого выстрела, когда пыль в коридоре осела, стало видно, что в середине баррикады образовалась широкая брешь. Стрелы, правда, еще летели, но реже гораздо, реже, — удовлетворенно отметил Ленин.
— Вперед! — проорал Шайба и, подхватив с пола чей-то топор, врубился в строй египтян, пытавшихся загородить пролом щитами. Вслед за ним хлынули пластиноиды. Лошадь одного из них, самого ободранного, воруженного двуручным мечом, встала на дыбы. В отблесках огня, отражающегося от полированных каменных стен, это напомнило Ильичу картину «Купание красного коня», с той лишь разницей, что и конь, и всадник словно только что вышли с живодерни.
Впереди опять рвануло. Да так сильно, что Ильич на мгновение совершенно оглох. Обернувшись, он увидел Пирогова — в одной руке его был чей-то череп, в другой позвоночник, согнутый пополам, губы врача шевелились, но звука не было, словно все происходило в немом кино. Сильно растерев уши, Ленин вернул слух, увидел прямо рядом гарцующего пластиноида, играющего связками мышц, и услышал голос эскулапа:
— И я взглянул, и вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными… — шептал Пирогов трясущимися губами, пока руки его, словно отдельно от разума, продолжали бинтовать и бинтовать.
«Пора!» — решил Ильич. Переложив маузер в карман, он пошел обратно по коридору, пропахшему гарью и раскаленным железом от перегревшихся стволов винтовок и автоматов. Грохот сражения, перемежавшийся криками, с каждым шагом становился ощутимо тише — видимо, бой все же шел к концу. Ускорив шаг, Ленин вступил в зал и начал осторожно пробираться к трону, за которым еле угадывались в полумраке знакомые нарисованные двери. Дело это было пренеприятнейшее: приходилось ступать по хрусткой трухе из развеянных тел, а то и по целым частям, вроде рук, ноги или обрубленных туловищ, некоторые из которых дергались, а некоторые — стонали и несли всякую чушь на самых разных языках.
В самом центре зала по кругу механической игрушкой бродил чинчорро с оторванной головой, сослепу натыкаясь на сфинксов и павших. Распахнутся или не распахнутся, — напряженно гадал Ильич, приближаясь к заветным дверям. Распахнулись! Ильич бегом одолел расстояние до покоев фараона, прислушался — ни звука! — и скользнул под портьеру с Изидой.
Нимрод оказался на месте. Он даже не был прикрыт тканью и на его блестящих металлических шарах играли отблески факелов со стен. Отчетливо ощущая удары фантомного пульса в висках, Ленин протянул к нему руку — и тут сзади раздались громкие шаги. Поспешно вытащив маузер и неловко выставив его перед собой, Ленин повернулся. Откинув портьеру, посреди покоев фараона в помятом римском доспехе, с немецкой гранатой за поясом и топором в руке стоял Шайба и устало улыбался.
— Победа, Ильич! Победа! Мои последних добивают, — сообщил он — Погибших пацанов только жалко и грека, хоть он и пиндос. — Тут глаза его расширились: Шайба заметил нимрод. — Ого! Это та хрень, про которую Табия базарил? — он тоже подошел к столику вплотную и протянул руку. — Почему ты не сказал, что его наш…?
У Ильича словно замкнуло в голове. Повернувшись к соратнику с протянутой словно для рукопожатия ладонью, он положил ее на гранату за римским поясом Шайбы, резко выдернул кольцо — и опрометью ринулся за ближайшую колонну. Жуткой силы взрыв тряханул покои, колонна шатнулась, но устояла и Ильича густо обсыпало гранитной крошкой, сильно посекшей лицо. Выждав паузу и страдальчески мигая пыльными ресницами, Ленин выглянул из своего укрытия. От Шайбы осталась лишь изуродованная голова, зато на нимроде не было ни царапины. Скинув пиджак, Ленин начал быстро упаковывать ценный аппарат.
— Ну ты и с-с-сука! — раздалось с пола.
Шайба смотрел на него снизу блестящими от ненависти глазами. Его некогда зашпаклеванное пулевое отверстие в голове открыло взрывом и оттуда бесцветной кровью толчками хлестал формалин. Поморщившись, Ленин сунул импровизированный пакет подмышку, аккуратно обошел то, что осталось от временного союзника, и двинулся к выходу.
И только он шагнул за порог, как внезапно нога его, а затем и весь Ильич провалились в темноту…
Глава 31. Вот через площадь мы идем
— Пудры не клади столько — и так бледный как смерть! Розовым мазни тут под скулами и тут…
— Тебя не спросил! Лучше хлам забери, который у него под мышкой, сейчас костюм принесут.
Ильич попытался открыть глаза, но ничего не вышло. Вновь недвижимый, с плотно зашитыми веками, он лежал на жестком и холодном, и его тело крутили, будто тряпичную куклу, чьи-то бесцеремонные руки. До боли знакомые запахи химикалий и монотонные капли из плохо закрытого крана, глухо бьющие о раковину, дали понять, что Ленина выкинуло обратно в мавзолей.
