— Порядок таков. Каждый, кто будет вызван, подходит к кафедре и зачитывает подготовленный по теме отчета реферат. Расширенно по теме исследования и коротко выводы, рекомендации и так далее. Оппонировать выступающему придется каждому из вас. Нас здесь — нет.
Ментор обвел всех взглядом и, улыбнувшись, продолжал:
— Но это не значит, что мы, Большой Ученый Совет Школы, лишены слова. Если понадобится, или если очень попросите, один-два вопросика подбросим. Итак, первым на кафедру для защиты Отчета о командировке на Начальную планету шестого Луча приглашается… Кто там первый сдал? — спросил он у секретаря Совета.
— Слушатель Книжный! — не заглядывая в список, объявила она.
— Прошу, коллега, — пригласил Ментор.
И обсуждение началось.
Насколько Пытливый помнил, слушатель анализировал проблему с точки зрения разноязыкости землян. Исследовал довольно подробно. Со всех сторон. И так и эдак. А вывод особой ударной силы не имел.
— Полагаю, — сказал он, — мои многочисленные наблюдения, серия экспериментов, анализ взаимоотношений и контактов разноязыких племен дают основание рассмативать настоящую работу, как одну из многих сторон в деле разрешения возникшей на планете Земля проблемы…
— Все? — поинтересовался Ментор.
— Все! — ответил Книжный.
— Прошу вопросы и свои соображения по поводу, — ректор показал на стоявшего за кафедрой слушателя.
— У меня вопрос, — выкрикнул кто-то из задних рядов.
— Возможно я прослушал, а возможно в реферате это упущено. Подсчитывалось ли количество языков и наречий?
Книжный ответил утвердительно, назвав четырехзначную цифру.
С места поднялся Ретивый.
— Коллега, тебе наверняка приходилось встречаться с фактами такого рода, когда люди разноязычных племен, общаясь между собой, понимали друг друга. Чем вы объясните эту странность?
— Уровнем культуры и интеллекта, — коротко ответил тот.
— Допустим, — не унимался Ретивый, — но и ты, равно как и все присутствующие, были свидетелями того, как люди одного племени, разговаривающие на одном языке, не понимали друг друга, смотрели на одни и те же вещи по-разному, оценивали и решали одну и ту же проблему не одинаково… Что в конечном счете, как мы знаем, вело к неразумным эксцессам.
— Тут, — раздумчиво начал Книжный, — целый букет несовмещений. Так неприятие здравого смысла соплеменников проистекают от своекорыстных интересов каждого. Отсюда нежелание видеть очевидное. И, в конце концов, опять-таки от того же самого слабо развитого у землян здравого смысла, низкой степени знаний и малого жизненого опыта.
— Ты проводил сканирование их реакций? — наседал Ретивый.
— Очевидное я не ставил под сомнение.
— А напрасно! — заявил Ретивый. — Я проводил зондаж этого явления. Выяснилась любопытная картина. Ни корысть, ни характеры, ни степень знаний и ни недостаток жизненого опыта являлись причиной разнобоя мнений. Зондаж показал явную искренность их заблуждений… Почему?
— Это уже другая грань исследования, — сказал Книжный и не без ехидства заметил:
— Надеюсь на свое «Почему?» у тебя есть ответ.
Ретивый смолчал. Он не стал больше его донимать вопросами.
— Если я правильно понял, — вмешался Пытливый, — твоя работа не отвечает на вопрос, почему на Голубой возникла проблема, ради которой нас туда послали?
— Я ставил перед собой иную цель. Рассмотреть одну из граней этой проблемы, которая возможно, так или иначе прольет на нее свет.
— Ваши предложения, слушатель Книжный! Конкретно и коротко, — потребовал один из членов Совета.
— Свести количество языков общения до минимума. Двух-трех, думаю достаточно. Либо создать и закультивировать на всех один единственный, как, положим, на некоторых других Начальных планетах.
Больше вопросов не было. Пока Книжный занимал в зале свое место, а другой отчитывающийся шел к кафедре, в зал открылась дверь и кто-то рядом сидящему у дверей передал вдвое свернутый лист бумаги. Он пошел по рукам и, наконец, дошел до адресата. Им оказался Пытливый. Записка была от Строптивого.
«Пытля! Извини, придти не мог. Встретимся завтра. Мы найдем тебя. Привет Камее. Папа».
Протягивая записку Камее Пытливый представил себе, как они — отец, Озаренный, Верный и Кроткий — шумной компанией ввалятся к нему в комнату, и наверняка станут подтрунивать над ним. А потом он всех повезет в горы. На поляну Божьей ауры. Правда, если они не будут заняты. От этих приятных мыслей его отвлек острый локоток Камеи.
— Плут ты этакий! Так ты там ждал отца?
Он кивнул.
— А я то думала… Кстати, откуда он знает обо мне?
— Наверное от Чаруши, — предположил он. — Да и Мастера, наверное, рассказывали.
Все то и дело поглядывали на ложе Всевышнего. Ярко освещенное, оно пустовало. Слушатели явно были разочарованы. Возможно многим из них никогда больше не представится случая встретиться с Ним. Хорошо если где-нибудь на перекрестке судьба столкнет с Верховным Координатором. Но и этого может не произойти.
Камея выступала во второй половине дня. Она исследовала биофизические и биохимические аспекты проблемы, как стабилизирующие факторы психики и отдельную главу посвятила роли искусства и фольклора во взаимоотношениях Хомо Сапиенсов Земли.
— Я позволю себе, — начала она, — зачитать реферат, предварив его своего рода заявлением. Моя работа не назовет и напрямую не покажет на «виновника» того «Вавилонского бедлама», коим, к сожалению, охвачена замечательнейшая из всех Начальных планет — Земля.
Последняя ее фраза вызвала в зале оживление. Пробежали довольно четко слышимые реплики: «Бесподобная планета…», «Лучшая из всех…», «Изумительное создание…» А в ряде мест раздались хлопки.
«Ах ты лиса пушистая!» — с восхищением глядя на Камею, прошептал себе под нос Пытливый.
Реакция слушателей на ее слова была понятной. До нее, а она вышла к кафедре двадцать первой по счету, никто не удосужился дать оценку самой планете, а значит и ее творцам.
— Думаю, — продолжала Камея, — Земля нам поставила задачу, требующую для ее решения комплексного подхода. То есть, решить ее, пользуясь методологией знаний какого-либо одного из известных нам видов материи, вряд ли удастся. Это моя личная точка зрения. Может, и ошибочная.
Пытливый насупился. Но никто этого не видел. И никто не слышал, как он пробормотал: «Ошибочная, конечно».
— И мою работу, — говорила Камея, следует рассматривать, как подступ к этой проблеме. Потому что, рассматривая ее с биофизической и биохимической плоскостей, а также под углом человеческой психики, я видела тупики и заходила в них. Вот эту сторону своего Отчета я и выношу на суд своих коллег. Надеюсь, это станет на определенные годы моим научным занятием…