В полдень к рыболову подошел художник Юрлов, с этюдником в руках, одетый по-обыкновению ярко. Он узнал адрес Чершевского и время беседы — она была ему назначена на завтра. Юрлов поправил седую шевелюру, уточнил время, понимающе кивнул. Живописцу понравился утренний речной пейзаж, он вдруг пожелал запечатлеть увиденное — и весьма неохотно ушел после замечания Торопова.
В час дня подошел хмурый Каршипаев, получил инструкции, быстро ушел.
Еще через час к молу прибежал белокурый и румяный студент Новиков — и с волнением узнал, что на явку ему предстоит отправиться сегодня.
Машина заговора ускоряла ход, ее тяжелые шестерни крутились все быстрее…
План «Генезис» (Пропаганда: финансист)В пыльном книгохранилище Чершевского стоял тучный, низкорослый Сироткин. Он опирался на тяжелую трость, глядя на подпольщика Рэда с надеждой и ожиданием. На лысине торговца блестели капли пота, его мучила жестокая одышка.
«Старик?» — спросил себя Рэд — «В досье указано, что ему пятьдесят четыре. На фотографии он выглядел куда бодрее. Ясно — сдал от горя за последний год… Весь поседел.»
— Здравствуйте, уважаемый Владислав. — доброжелательно улыбнулся Рэд — Садитесь пожалуйства, вот кресло. Тут вам будет уютнее… А я лучше на стул пересяду. Вижу, вам тяжело стоять…. Вот, так…
— Здра-а-а-вствуйте. — заикаясь, ответил Сироткин, повернув к Рэду круглое, бледное лицо, изборожденное ранними морщинами. — Сп-п-асибо.
Сироткин расположился в кресле, а Ред моментально отметил бледность собеседника и неряшливость костюма. Нервный тик в уголке рта дополнил картину.
«Производит впечатление тяжело больного» — подумалось Рэду — «хотя прежде был жизнелюбом. Так повлияла на него потеря единственного сына… Как печально… Расспросы о трагедии причинят ему боль. Обойдемся без них… Но начать-то разговор, как ни тяжело, придется с этой истории…»
Рэд смущенно кашлянул, и заговорил участливо и негромко:
— Итак, вы решили примкнуть к подпольной организации после гибели сына…
— Да, желаю отмстить правящей банде за его гибель. — большие скорбные глаза Сироткина выражали непримиримость. По тону его Рэд понял: проверки излишни, старик готов на все.
— А почему вы решили именно примкнуть к подполью, а не бороться законными средствами? — все же осведомился заговорщик — Можно ведь было подать запрос в прокуратуру, в Государственную Дурку или в газеты…
— Ну, общеиз-ве-ве-стно ведь, что легально ничего до-о-биться нельзя. — веко торговца дернулось. Нервный тик, очевидно, поразил не только рот, но всю левую часть его лица — Об этом говорят уже сотни при-им-еров. Власть имущие покрывают п-преступления друг друга и преступления полиции против граждан. В этом суть «единства», которое про-о-поведует Медвежутин. Это единство преступных бю-ю-рократов и полицейских против на-а-рода.
— Но есть ведь газеты, почему Вы не обратились туда? — наклонился к собеседнику Рэд
— Все газеты подчинены цензуре Медвежутина, мой протест они не на-а-апечатают. — монотонно, как нечто очевидное, проговорил торговец — В Государственной Ду-у-рке сидят такие же ба-ба-ндиты, как и те, что у-у-били моего мальчика. — последние слова тяжело дались Сироткину. Он принялся нервно грызть ногти — Прокуратура покрывает полицейских м-мерзавцев. Ведь вымогательство на улицах — целая с-система, с нее имеют процент мэр и на-а-чальник ГУВД. Не будут они эту систему разрушать, печатая наши п-протесты…
— Да, вы верно представляете ситуацию. — сочувственно кивнул Рэд — Бороться законным путем при нынешней системе невозможно.
— Какой там за-аконный путь? Законы пишут для нас б-б-андиты, а сами они законам не следуют.
— Верно. — мягко улыбнулся подпольщик. Затем стер с лица улыбку: — Итак, Вы решили бороться с режимом нелегально. Я должен вас предупредить, что по статье 282 Рабсийского уложения о наказаниях за это полагается длительный срок тюремного заключения, вплоть до пожизненного.
— Ну, неужели я не знаю этого…
— Знаете. И все же мой долг — предупредить вас. Мы не используем людей «втемную», не обманываем. Каждый должен знать, что его ждет, и действовать сознательно.
— Да, именно с такой го-о-товностью я и пришел. — Сироткин протянул вверх открытую ладонь. — Чтобы отомстить за сына, я го-о-тов на все. Все равно, мне недолго осталось жить… Да и незачем более… Я лишился единственного на-а-следника.
В свете неоновой лампы морщинистое лицо Сироткина казалось мертвенно-бледным. Рэду почудилось будто перед ним не человек, а лишь тень, оболочка, призрак. Скорбно опустив уголки пухлого рта, торговец погрузился в воспоминания освоей традегии. Подпольщик помедлил, затем произнес участливо, со вздохом:
— Что ж. Понимаю ваши чувства. Вами руководит только месть? Или же вы имеете представление об идеях, которыми вдохновляется подполье? Как вы относитесь к этим идеям?
— В общих чертах я знаю и разделяю эту философию. — разговор перешел на тему, не столь задевавшую чувства старика, и тот стал заикаться реже — Во-первых, я космополит, а не патриот. Ка-а-кой может быть патриотизм по отношению к власти этих у-у-бийц? Во-вторых, я атеист. Будь иначе — нашел бы утешение в вере и отказался от борьбы. Не видя путей для законной за-а-щиты своих прав, я конечно выступаю за революцию — что еще оста-а-ется? Это в-третьих. Ну, и в-четвертых: социализм — вещь хорошая. Хоть я и торговец — Сироткин вытянул руку и задумчиво взглянул на золотой перстень с багровым камнем, украшавший указательный палец — но все же я понимаю, что народ не должен гнить в нищете. И конечно, социализм не-е-мыслим без свободы — иначе опять выйдет крах. Это в-пятых.
— Что ж. Я вижу, вы знаете пять наших принципов. Общее представление правильно. В детали же входить сейчас не время. Я вам просто посоветую развиваться теоретически и далее. Вам придется это делать самостоятельно. Перейдем от теории к практике. Вы понимаете, что Союз Повстанцев ведет войну против государственной машины?
— Да. Но у меня нет бо-о-евых навыков.
— Я не об этом… Конечно, никто не вправе вам навязывать боевую работу… — Рэд ободряюще улыбнулся — Вы ведь коммерсант? Вот и оставайтесь им… В сущности, работа на подполье будет почти такой, как ваша нынешняя.
— В-великолепно — кивнул бизнесмен — Каждый должен делать то, что у-у-меет….
— Верно. А о войне я упомянул вот почему. Наша война — это война тайная. Вашим оружием будет не пистолет и не бомба, а четкое соблюдение тайны. О вашей подпольной работе не должен знать никто — ни жена, ни родственники, ни друзья.
