И за это, именно за это, белое человечество веками помнило и, возможно, не сознавая того, благодарило Элладу.
И ее новых Богов.
Которых справедливо можно было назвать создателями всего этого веселья, радости и свободы.
Глава 11. Что может фараон
– Они перестали платить дань, – сказал меднокожий, одетый в белое длинное одеяние жрец.
Он был министром фараона. И, если говорить современным языком, еще и высшим офицером по связи между правительством империи и жреческой кастой метрополии.
Сейчас он докладывал царю царей ситуацию в Элладе.
– А что наши наместники?
– Они бессильны.
– А жены этих царьков, дочери наших почтенных жрецов?
– Увы, солнцеравный, нынешние царьки не женаты на дочерях достойных людей. Их царицы бывшие белые рабыни.
– Все?
– Нет. Но это не меняет дела. Наших среди местных цариц нет.
Счастливцы, – завистливо подумал фараон. И опустил глаза, чтобы пронырливый жрец не заметил их выражения.
– Вызови ко мне военного министра. Немедленно. И сам останься с нами.
Теперь они совещались втроем.
– Ты можешь покарать хотя бы одного из отступников?! – спросил военного министра фараон.
– Нет, повелитель. Мы пытались это сделать, но ничего не получается.
– Почему?!
– Несколько раз над полем битвы их боги вызывали сильнейшую грозу. Кони в наших колесницах просто бесились от страха. Ряды смешивались. И войска обращались в бегство.
– А почему гроза не смешивала войска противника?!
– Они были пешими и не боялись грозы. Они сами просили о ней своих богов, и ожидали ее.
– А наши жрецы. Они что не могут сделать так же?
Военный министр промолчал, предоставляя сомнительную возможность отвечать на этот каверзный вопрос представителю жреческого сословия.
Жрец понял, что не сможет отмолчаться.
– Мы многое знаем, но такого сделать пока не можем.
– А когда сможете?!
– На все воля Богов.
– Хорошо, но, насколько я понял, они не всегда вызывают грозу. Не хотят, или не могут?
– Наверное, не могут, – прагматично ответил военный министр. – Но это не спасает нас от поражений. Если нет грозы, в небе появляется их летающий бог и поражает стрелами наших полководцев. После этого начинается паника, и войско становится стадом.
– И что же вы предлагаете?
– Все эти приемы хороши с относительно небольшими армиями. Не так сильны их Боги. Надо собрать и переправить в Элладу большую армию. И продемонстрировать наше превосходство хотя бы в одном сражении.
– Ваше мнение, досточтимый Херхор, – обратился фараон к министру-жрецу.
– Армию мы соберем, но переправить не сможем. Они сильнее нас на море. И всегда были сильнее, еще до появления их новых Богов.
– Так что же делать?!!
– Мне больно это говорить, но от Эллады придется отказаться.
– Как ты смеешь это говорить, несчастный?! Империя еще не разу не отказывалась от своих провинций.
Мальчишка, – подумал жрец. Наглый красавчик. Пора его травить. Империя много раз отказывалась от своих провинций. Но, не сумев взять их силой, брала потом хитростью.
Впрочем, брала при помощи их, жрецов. Теперь так не получится. Новые Боги Эллады не намерены пускать на свою территорию богов старых.
– Что ты молчишь, Херхор?!
– Спрашиваю совета у наших богов.
– И что же они тебе насоветовали?
– Не надо так уничижительно о богах, солнцеравный.
Херхор хищно ухмыльнулся и посмотрел на владыку с вызовом.
Тот мигом стушевался. Какой стыд! Он владыка, царь царей опасается этого жалкого раба. А не погнать бы их всех, и не завести ли новый культ? Что это за боги, которые проигрывают богам-чужестранцам?
Какие они жрецы? Так, мастера пугать тупой народ, да подло травить владык.
Фараон задумался. Не надо было быть служителем богов, чтобы понять, о чем думает наглый мальчишка. Внук варварской рабыни.
Очевидным мыслям фараона надо было не дать оформиться в соответствующее решение. Поэтому Херхор прервал молчание.
– Разреши сказать, солнцеравный?
– Говори!
– Новые Боги Эллады плохие правители. Дадим им и верящим в них царькам порезвиться. Они непременно вскоре передерутся. И тогда мы посмотрим, как нам быть в новых обстоятельствах.
– Кто передерется? Ничтожные царьки, или их не столь уж слабые Боги?
Фараон не удержался от шпильки в адрес богов, которым служил Херхор.
Тебе это припомнится, наглец, – подумал жрец. Но, разумеется, ничего подобного не сказал, а со сдержанным достоинством произнес:
– И те, и эти.
– А мы сможем этому посодействовать?
– Ну, это-то мы сможем! – уверенно сказал Херхор.
Сторонний наблюдатель этого эпизода, обладающий современными знаниями, мог бы сказать, – а что вы еще умеете, жалкие чинуши и жрецы государственных религий.
Только это.
И больше ничего.
Глава 12. Лысая гора Олимп
– Ну, вот и наша новая Лысая гора. Местные зовут ее Олимпом, – сказал Купала.
Зев и Яра молча оглядывали окрестности.
– А что, похоже, – сказал, наконец, Зев.
А Яра жадно смотрела на большую поляну, окружающие ее заросли мелких дубков, перевитых какими-то лианами. Это была ее Лысая гора. Других таких гор она не знала. И вряд ли узнает. А эту единственную полюбила сразу, как воплощенную мечту. Не замечая никаких недостатков.
– Как тепло, хорошо, – мечтательно сказала она.
– Да, тепло. – Купала чему-то легкомысленно рассмеялся.
– Чего тебя так развеселило? – подозрительно спросил Зев.
– Тепло, можно веселиться совсем голыми, не мажась нашей мазью. Но трава жестковатая, не то, что у нас весной. Иным богиням будет спинку натирать. А, Яра?
– Кто о чем, – проворчал Зев.
– А нечего голышом бегать, – вдруг деловито сказала Яра. – Будем ходить в туниках.
Она уже была царицей богов и планировала будущий церемониал своего двора.
– Можно, – легко согласился Купала, – тем более любви это не помешает. Надо предусмотреть разрезы поглубже по бокам. Чтобы зад прикрывало, но задрать при надобности спереди было легко.
Зев расхохотался, а Яра простонала:
– Купала, уймись.
Он вдруг сразу стал серьезным.
– Но не растерять бы нам умения готовить наши мази. Без них далеко не улетишь. Особенно, если надо будет лететь на полуночь.
– Летать будешь ты. Может еще, пара, другая наших братьев и сестер. Вот и заботьтесь о секретах ваших мазей. А остальным это совсем не обязательно. Хватит зависеть от умения летать.
– Верно! – горячо поддержала Яра. – Хватит. Сильной ведуньей может стать и не умеющая летать.
Она говорила это столь страстно потому, что этот вопрос задевал ее лично, как сказал бы потомок.
