им трагедиях.
Звонки в основном регистрировались сетевыми провайдерами, и со временем стало возможным определить, какие звонки могли быть сделаны людьми до того, как они стали жертвами.
Несколько звонков были записаны, хотя и по разным причинам, и некоторые из них попали в прессу, предположительно с согласия семей. Все они имели трагическое сходство – эта жуткая одинаковость паники, страха, вынужденного спокойствия, бурных проявлений любви и пустых заверений. Я с трудом мог заставить себя читать их.
Меня терзал вопрос, на который не было ответа: почему Лил не попыталась мне позвонить?
Я не мог позволить себе зависнуть в США на неопределенный срок и через четыре дня вылетел обратно в Лондон. Меня преследовали мысли о случившемся в Вашингтоне и Нью-Йорке и моей беспомощной близости к этому. Я лишился любви и близости Лил, я тосковал по ней, я обвинял себя в том, что меня не было с ней в те страшные мгновения, корил себя, что за несколько часов до того, как она села на рейс АА 77, проявлял нетерпение, был одержим глупыми мыслями, которые я намеревался ей высказать, о своей черствости к ее чувствам из-за какой-то мелочи. Подобные воспоминания упрямо возвращаются к вам, когда вы не можете попрощаться с любимыми. Больше всего мне хотелось услышать ее голос или, еще лучше, узнать, что она вопреки всему выжила.
Ни одно из этих болезненных чувств не желало отпускать меня. Я был погружен в вакуум беспомощных эмоций: опечален, зол, растерян, озадачен, полон решимости раскрыть тайну – и прежде всего убежден, что она стала жертвой террористического заговора против Запада в целом и США в частности.
Далеко, в Азии, осуществлялась американская месть Афганистану. В течение недели после 11 сентября президент Буш объявил так называемую войну с террором. Военные действия против талибов в Афганистане начались в первую неделю октября.
Эта мобилизация произошла с поразительной, беспрецедентной скоростью. Менее чем через четыре недели после 11 сентября состоялась крупная ответная атака на горную страну, не имеющую выхода к морю и расположенную на другом конце света. Почему это произошло так быстро? Профессиональные наблюдатели, журналисты и оборонные аналитики в Великобритании и Европе отметили, что сложная военная операция такого масштаба обычно требует нескольких недель или даже месяцев планирования и организации.
Казалось, что действие, представленное публике как реакция на ничем не спровоцированный антагонизм, на самом деле еще до 11 сентября находилось на продвинутой стадии планирования.
Я ничего этого не хотел. Я просто переживал за Лил.
Загадка того, почему она не позвонила, продолжала мучить меня. Почти каждый день поступали все новые сообщения о количестве звонков от пассажиров обреченного самолета. Я много думал о Лил, о том, что она могла бы сделать, осознав серьезность ситуации, в которой оказалась. Она была из числа первых обладателей мобильных телефонов и регулярно пользовалась ими в течение пяти лет. Обычно она носила с собой по крайней мере два: один для работы, другой для личных звонков. Была вероятность, что у нее имелся и третий, потому что однажды она позвонила мне с номера, который я не узнал. Я не стал спрашивать ее об этом. В то время мобильные телефоны не были ни легкими, ни компактными. Я предположил, что в день террористической атаки у нее с собой были оба телефона или, по крайней мере, ее личный.
Я предположил, что именно им она пользовалась для отправки коротких текстовых сообщений, которые послала мне перед тем, как сесть в самолет. В то время я не обращал внимания, каким телефоном она пользовалась, потому что звонок или эсэмэска от нее были обычным, нормальным делом. Однако когда я решил проверить номер, то обнаружил, что она пользовалась бизнес-линией.
Лил обычно делала до десятка звонков в день, как правило, коротких: быстро обменяться мнениями, договориться о встрече, получить ответ на вопрос. Когда я бывал у нее в Нью-Йорке, она звонила мне, по крайней мере, пять раз в день. Когда же я был в Великобритании, а она – в Нью-Йорке, звонки случались реже, но длились дольше.
В то время текстовые сообщения не были столь популярны, как позднее, – за большинство эсэмесок приходилось платить, и действовали ограничения на количество отправленных сообщений. Лил сказала, что предпочитает обычный звонок.
Во время полета она часто пользовалась мобильным телефоном или хотя бы пыталась это делать. Зная, что авиалинии однозначно запрещают звонки по мобильнику во время полета, я всегда испытывал опасения по этому поводу. Однажды я спросил ее об этом, но Лил лишь пожала плечами. Она сказала, что бортпроводники иногда требовали от нее выключить телефон, но она была уверена, что он не представляет ни малейшей опасности для электроники самолета.
Она думала так потому, что Мартин, ее муж, велел ей всегда пользоваться служебным телефоном, который он ей дал. По его словам, этот телефон был подключен к защищенной сети, которой пользуется правительство, и им можно пользоваться во время полета. По ее словам, она не знала, правда это или нет, но для нее это не играло особой роли. Она обнаружила, что когда самолет взлетал и набирал высоту, было почти невозможно подключиться к Сети, любой сети.
Ни один из ее телефонов не работал на нормальной высоте полета. Она звонила мне из некоторых поездок, но лишь в те минуты, когда самолет находился на земле или выруливал. В одном я был уверен: она наверняка попыталась бы связаться со мной. Но в тот день я не получил от нее ни одного звонка. Поначалу волноваться было не о чем: мы собирались встретиться позже в тот же день в Лос-Анджелесе и оба летели длительными рейсами.
После того как мой самолет сел в Колумбусе, я предпринял несколько неудачных попыток дозвониться до нее. Вскоре появились убедительные свидетельства того, что с обреченного самолета было сделано несколько звонков, по крайней мере, с перерывами. Некоторым пассажирам удалось дозвониться до своих семей.
Лишь несколько таких звонков было сделано с самолета, которым якобы летела Лил, но зато гораздо больше – с другого угнанного самолета. А именно с 93-го рейса «Юнайтед». Это был самолет, разбившийся в Шэнксвилле – пассажиры и экипаж сделали почти сорок звонков, прежде чем рейс встретил свой кошмарный конец. Кое-какие из них были записаны сетевыми операторами или диспетчером авиакомпании, ответившим на звонок, но я не хотел слушать их, когда около десятка звонков транслировались по телевидению. Ничего более удручающего и печального я еще ни
