Хорошо, что Федор им повстречался: хотя бы поели с утра как следует. Как-никак охотник: отошел, добыл птицу, ощипал, приготовил… объеденье.
Лева присматривается к Федору: настоящий охотник, интересно! Раньше только в книжках о таких читал, а вот теперь шагает следом за ним по литорали, море плещется совсем рядом, солнце греет вовсю — даром что Север.
Федор — высокий, крепкий. За спиной — холщовый мешок, в руках — суковатая палка, на плече — ружье. Он идет быстрым шагом, за ним — Гоша с Никой, следом — Зиночка, а потом — они с Мариной.
— Классно здесь, правда? — спрашивает Лева.
— Ага, — соглашается Марина, — классно.
У нее даже голос изменился: бодрый, веселый. А последние дни была нервная, напряженная. Лева из кожи вон лез, чтобы только ее успокоить. Чего только не нес: мертвые фильмы, настоящее приключение! — самому вспомнить смешно. Но вроде ничего, помогало — Марина хотя бы немножко отвлекалась, выплевывала изо рта каштановую прядку, усмехалась, отвечала на шутки.
Слава Богу, что больше не надо придумывать тем для беседы — иди себе за Федором, смотри по сторонам. Красота-то какая! С одной стороны — море, огромное, шумящее, с пенными гребнями прибоя, с другой — скалы, огромные, поросшие лишайниками, с расщелинами, пещерами, тайниками. Раньше, когда в книжках читал «седые скалы», не понимал — почему седые? Теперь-то видно: лишайник взбирается по ним, как седая щетина по скулам. Чайки кричат в небе, водоросли хлюпают под ногами, солнце жарит так, что хоть раздевайся — жалко, рюкзак тут же плечи натрет: это Гоша сказал, да Лева и сам понимает.
«Вот для чего нужны приключения, — думает Лева, — чтобы в конце идти с друзьями по берегу моря, слушать пронзительный визг чаек, всей кожей чувствовать соленый ветер и горячее северное солнце. Это, наверное, и называется „счастливый конец“. Это, наверное, и называется „счастье“».
Тут Лева сам одернул себя: какой еще «счастливый конец»? Он что, забыл, зачем они тут? Надо искать бифуркационные точки, Гошину маму вытаскивать…
Впервые за утро Лева достает дэдоскоп — вот те раз! Рамка вращается, да еще как: быстро и уверенно. Выходит, они наконец-то попали в правильные места!
Как только узнать, какое же место самое правильное, если карту он совсем не запомнил? Впрочем… есть у Левы одна идея — и он убыстряет шаг.
— Скажите, Федор, — спрашивает он охотника, — а вы родились здесь или приехали сюда?
— Местный я, — отвечает Федор, — и отец мой, и дед — все здесь охотились. Пушнину добывали, в город продавали. Раньше-то зверя было — ого-го сколько, не то что теперь!
«Удивительно, — думает Лева, — в самом деле — настоящий охотник! И говорит даже, как в книжках пишут — народным таким говором!»
— То есть предки ваши здесь всегда жили? И до Проведения Границ?
— Завсегда, завсегда. И до Проведения, и во время, и до войны, будь она неладна!
— А разве война и тут была? — удивляется Гоша.
— А то как же! Конечно, — отвечает Федор. — Места-то у нас какие — заповедные, колдовские! Мы, местные, завсегда шаманили помаленьку — и до Проведения, и опосля. Граница-то здесь хлипкая, непрочная — разрывов энтих полным полно. Мы их местами силы кличем. Там любой мальчишка пройдет, коли обучен. Ну вот они и ломанулись, чтоб им повылазило!
«Вот так удача, — думает Лева. — Он-то рассчитывал, что придется долго наводить разговор на шаманов, на потайные места, на всякое такое. А вот, гляди-ка, Федор и сам заговорил!»
— А вы тоже — шаманите? — спрашивает Лева.
— Ну, разве что помаленьку, — отвечает Федор, — если по делу что. Вот ружьишко себе добыл, мерканское, хорошее! У нас таких не делают. До Проведения, говорят, знали секреты, но мертвые как ушли — все с собой унесли. А куда ж охотнику без ружья?
— И места знаете? — спрашивает Лева. — И отвести можете, если попросим?
— Да вы с ума сошли, ребята! — кричит Зиночка. — Что значит, «вот туда и пойдем!». Вы что, забыли? Нас Дима с ребятами у озера какой уже день ждет, волнуется! Вы, конечно, извините, Федор, но ни в какие шаманские места мы с вами не пойдем! И не смейте со мной спорить! Я ваш учитель, в конце концов! Я старшая! Вы должны меня слушать!
— Нет, — спокойно говорит Марина, — старшая здесь — я. И я говорю: у нас есть дела поважнее, чем идти к озеру. Мы не для этого сюда приехали. И сейчас мы пойдем туда, куда нас обещает отвести Федор. И вы, Зинаида Сергеевна, замолчите и пойдете вместе с нами.
Марина старается говорить спокойно, но Лева видит: губы у нее побелели, ноздри дрожат от гнева, маленькие кулачки плотно сжаты.
— Марина! — удивляется Зиночка. — Как ты со мной разговариваешь! Ты забыла, я все-таки учитель!
— Заткнись! — вдруг кричит Марина. — Заткнись, я говорю! Ничего я не забыла! Кто карту спалил? Кто по ночам рыдал? Ах, Димочка меня больше не любит! Тьфу! Влюбленная курица, дура! Вот кто ты, а не учитель! И ты сейчас замолчишь и пойдешь с нами — или останешься здесь, на берегу. И выбирайся тогда сама, как знаешь! Мы тебе помогать не будем!
Лева впервые видит Марину в такой ярости. Даже когда пятнашки избили его, и Марина клялась отомстить — нет, даже сравнить нельзя!
Марина стоит у самой кромки прибоя, визг чаек словно вторит ее крику, каштановые волосы развеваются под ветром… Лева любуется на нее.
— Зачем ты так? — говорит Ника.
— А ты за нее не заступайся, — зло отвечает Марина, — она за тебя не слишком-то заступалась! И когда Оля тебя травила, и когда Димочка ее милый требовал, чтобы ты рюкзак потяжелее несла, — где она была?
— Она пыталась… — говорит Ника.
— Ну, ты тоже попыталась, — отвечает Марина, — вы квиты теперь.
— Ладно вам, девчонки, — говорит Гоша, — как маленькие, в самом деле. Ты, Марина, тоже — разоралась, прям как Рыба в учительской. Зинаида Сергеевна, хватит плакать, пойдемте с нами. Мы ненадолго совсем, нам одно дело надо сделать — а потом и к озеру двинем. Нам в самом деле надо, и нас четверо, а вы одна. Считайте, что мы проголосовали и большинством голосов решили. Давайте я вам рюкзак подам — и пойдемте.
Они трогаются в путь и Лева замечает: Ника тихо говорит Гоше «спасибо», а потом берет его за руку.
«Вот странно, — думает Лева, — еще неделю назад я бы распереживался, что Ника на меня вообще внимания не обращает, — а теперь ничего, нормально. Ну и пусть она от Гоши не отходит, он же в самом деле клевый. И друг — самый лучший. И с Никой мы все равно друзья. Вот и хорошо, вот и ладно».
Лева замедляет шаг, Марина догоняет его. Теперь они идут рядом. Лева смотрит на дэдоскоп — рамка все еще крутится волчком, — но нет-нет да скосит глаза: ветер развевает каштановые волосы, и в солнечном свете они окружают лицо Марины, словно колышущийся ореол.
