Да, духовенство оказало немалую услугу нам, Бофору, Кузену Максу и мне, в достижении поставленных нами целей. «Не обобщай, — сказал мне, однако, Кузен Макс, когда я поведал ему о низком поступке некоего аббата, — среди священнослужителей всякого хватает, как и везде. И все же там, наверное, чуть больше добрых людей».
Действительно, однажды в мою дверь позвонила одна девочка-подросток. Сосед из лучших побуждений дал ей мой адрес, а священник из еще лучших побуждений вдохновил девочку на этот поступок. Как друг семьи он вовлек ее в свой кружок и вынудил рассказать, какие заботы выражало ее замкнутое лицо.
Девочка была озабочена горем свей мамы. Вот как, у мамы было какое-то горе? Что же это за горе? Ее дедушка уехал. Ее дедушка уехал? И куда же? В леса, вместе с другими, чтобы его не схватили. Схватили, кто? Бедняжка пожала плечами, эти кюре совсем ничего не знают!
— Да жандармы. Ему надо было явиться в «Центр перехода», ведь ему исполнилось семьдесят два года, а в семьдесят два года люди должны…
— Знаю, знаю. Он уехал, хорошо, пусть, если ему так нравится.
— Да, но это не нравится мамочке, потому что у него все заберут, его дом, мебель, и все…
Такая симпатичная, такая приветливая, такая внимательная к служителю культа. Ее семья могла лишиться всего из-за выходки старого эгоиста! Прелат быстро нашел решение.
— Тогда надо разыскать твоего дедушку!
— Но мы не знаем, где он, он нам ничего не сказал.
— Слушай, есть люди, которые занимаются такими вещами, очень хорошие люди. Пойди к этому господину от меня, он мой друг, он скажет тебе, к кому надо обратиться за помощью. Возможно, не стоит тебе говорить об этом маме: давай сделаем ей сюрприз, согласна?
Стоя перед моей дверью, малышка кое-как пришла в себя. В трудные моменты жизни вера может принести желанное успокоение. Эта милая девочка очень много знала! Фамилию своего деда, в этом не было ничего удивительного, а еще его любовь к месту своего рождения, Верхней Виене, фамилии трех его приятелей, одна из которых женщина, с которой он и исчез. Это случилось два месяца тому назад. Он не ладил с дочерью, муж которой за несколько лет до этого тоже исчез, но по другим причинам. Получив эту информацию, я пообещал девочке, что проявлю усердие и что буду держать ее в курсе. Тайно, потому что мама ничего не знала. Поэтому молчок.
В Лиможе у меня были сильные позиции: два талантливых осведомителя, деды которых во время немецкой оккупации участвовали в Сопротивлении. Молодые ребята, очевидно, не совсем понимали, что это означало, они в какой-то мере восстановили равновесие. Со значительно большим успехом, чем шпики той поры, тогда их дедушки не были пойманы.
Они позвонили мне спустя месяц и доложили, что проблема решена. Обнаружен партизанский отряд неподалеку от Руайер, что в двадцати километрах от Лиможа. Май вызывал желание подышать свежим воздухом, дела шли своим чередом, в ногах моих ощущался застой. Я поехал в Лимож, а задачу по Кретей оставил своим приятелям. У меня появилось причудливое и невинное желание петь и гулять по усеянному маргаритками лугу. В Кретей это желание я удовлетворить не мог.
В Рауйер оба моих сыщика довели меня до тропинки, заросшей высокой травой, положили в карманы вознаграждение и повторили ориентиры: через пятьсот метров должен справа показаться ельник, надо пройти через него, потом пройти около километра вдоль ручья, справа будет каштановая роща, а сразу за ней ряд елок, за которыми лагерь. Ошибиться было невозможно.
Я и не ошибся. Стояла чудная погода, на небе было несколько облаков, которые только оттеняли небесную лазурь. Не обращая внимания на протесты маргариток, я шел по лугу, насвистывая какую-то глупую мелодию. А потом я снова стал серьезным. Ельник, ручей, прекрасный ручей, где водилась форель, а возможно, и раки. Каштановая роща и, наконец, ряд елок. А за елками — лагерь. Его я увидел не сразу, но услышал, как люди о чем-то говорили вполголоса, потом послышался смех. Несколько секунд мне казалось, что меня там ждали друзья. Оглушенный ощущением разделенного благополучия, я раздвинул еловые ветки.
Обычно и я получал от этого некоторое удовольствие, когда появлялся в лагере подобном этому, начиналась паника, агрессивность, отчаяние. А там ничего этого не случилось. Ко мне были повернуты удивленные лица. На них не было ни досады, ни грусти. Только едва заметный упрек с некоторым оттенком доброжелательности. Так иногда люди хмурят брови при виде малыша, совершившего какую-нибудь глупую выходку.
Я остался стоять на месте, разводя руками от удивления. С книгой в руках сидел какой-то человек, которому я никогда бы не дал семьдесят два года, — а было ли ему столько? С улыбкой он окинул взглядом своих сообщников:
— На сей раз мы попались… — Потом обратился ко мне: — Вы позволите нам закончить чтение? Тогда садитесь рядом…
Жизнь до нас доносилась
Городскими шумами
Что с тобой приключилось,
Чтоб лить слезы ручьями?
День близился к концу, тень от елей уже касалась опушки каштановой рощи, далекой кукушке отвечало журчание ручья, никому ничего не хотелось, все наслаждались этим покоем, этим медленно текущим временем, этим ароматом воздуха.
Как ты распорядилась
Молодыми годами?
И вот он закончил. Никто не шевельнулся. Я посмотрел на присутствовавших, их было двенадцать человек, из которых половину составляли женщины. Кто-то сидел, поджав под себя ноги, кто-то, лежа на боку, подпирал рукой голову, кто-то лежал на животе, но все они были в позах подростков. Травинка в углу рта, лютик в руке. Но по тому, как один выпрямил ногу, другой встал, потирая спину, можно было понять, что их старые члены плохо приспособились к отсутствию комфорта. Но зато на лицах читалась отрешенная улыбка, мечтательность, спокойствие, которое не потревожило даже мое появление.
— Итак? Вы пришли за нами? Мы не сильно утомили вас?
Уже забыта музыка стихов Верлена[19], тот мир, от которого они бежали, настиг их. Они собрались вокруг меня и ждали моих распоряжений. Поскольку стремление к буколическому удовольствию толкнуло меня на поспешный приезд сюда, я забыл все подготовить заранее. К счастью, явная покорность моих слушателей позволяла пойти на импровизацию. Сделав подобающее лицо, я сказал, что заказанный мною автобус будет готов только завтра и что поэтому я приду за ними утром. Если им это будет удобно. Мое удостоверение агента Министерства внутренних дел доказывало, что на меня можно было положиться.
Я уже собирался распрощаться, вспоминая обратный маршрут: каштановая роща, ручей, ельник, слева на этот раз, поросшая травой тропинка. Но тут человек, который читал стихи и явно пользовался авторитетом у друзей, взял меня за локоть:
