— Я вас провожу до аудитории.
— Спасибо, профессор.
— Теперь только о вас и говорят. Личность мирового масштаба: «Кто он? Пророк или шарлатан? А может, сам Великий Юпитерианец [96] или того хуже — Антихрист?»
— Ха-ха.
— Мы специально не анонсировали ваше выступление, чтобы не привлекать лишнего внимания. Очных студентов предупредили только за час.
— Конспирация, команданте?
— Так точно, мой генерал. Хотел спросить, кстати, вы что, всерьёз верите в этот конец света?
— А как ещё к этому относиться?
— Как? Да как к обыкновенному бреду, — сперва он увлёкся и слова эти будто вырвались сами по себе, а потом как бы опомнился и вернулся к привычному интеллигентному стилю. — Вы, наверное, эмм… проспали… был период в начале 20-го века, когда подобные предсказания касались 2012-го года. То же самое практически было: и календарь Майя, и Нострадамус, и учёные тоже подсуетились. Речь шла о параде планет, о гиперактивности солнца и даже об ускорении движения тектонических плит, которое приводит к извержениям, землетрясениям и всемирному потопу.
— А что вы скажете по поводу кометы?
— Да кто её знает. Одни говорят, что упадёт на Землю. Другие — что пролетит так далеко, что мы её даже не увидим. Разве можно такое предсказать?
— Сто лет прошло, а предсказывать мы так и не научились?
— Конечно, не научились. Есть даже целая научная теория на этот счёт.
— Теория хаоса?
— Нет. Более свежая. Там говорится, что научное предсказание вообще штука невозможная. Есть только одна её форма — вероятностное предсказание. Но толку от него — ноль. Если я вышел из дома без зонта, потому что прогноз погоды предсказывал безоблачную погоду, мне плевать на то, что это предсказание вероятно на 90 %. Я буду сильно зол, если дождь-таки пойдёт, хоть это и будет попаданием в 10 %. Что уж говорить о таких глобальных проблемах, как всемирное потепление, о физике больших тел.
— А в вещие сны вы верите?
— Нет, батенька, увольте.
— А я уже начинаю верить. На днях мне снилась эта катастрофа ещё до того, как о ней прочитал.
— Возможно, вы раньше мельком слышали что-то о ней и не придали значения.
— Возможно. С другой стороны, мне эта катастрофа в любом случае на руку. Произойдёт она или нет — главное, что в неё верят люди.
— А… ну если только с этой точки зрения…
Мы подошли к аудитории, выполненной в стиле амфитеатра. Как в старые добрые времена, подумал я. Она была забита полностью. Студенты сидели и за партами, и на ступеньках. Некоторые стояли вдоль стен. В воздухе кружили камеры. «Это для заочников — они подписаны на образовательный контент нашего вуза, и увидят выступление, скорее всего, уже завтра утром» — пояснил Вайнштейн.
Очники встретили меня аплодисментами. Психолог сказал пару вступительных слов и оставил меня одного перед этой изголодавшейся толпой.
— Ну ч, мен, знаитес, ми скора памриом? — как обычно кто-то с задней парты — умник.
Все поржали.
— Я не физик, не астроном. Учитесь задавать вопросы специалистам, соответствующие их компетенции.
— Тагда мона иа спрашу? — этакая ботаничка — блондинка, уверенная в своей неотразимости и будущей блестящей карьере.
— Спрашивай!
— Ви били на бар-рикадах у бе-лаво дома в 1991 гаду?
Неожиданно за моей спиной почти на всей поверхности стены замелькали кадры Ельцина на танке, ГКЧП и тому подобное.
— Нет. Не был.
— А па-чему? Ви не хатели смени ре-жима?
— Очень хотел. Просто боялся — тогда ведь объявили комендантский час. Но у меня были знакомые, кто ходил на всякие стычки, митинги, баррикады практически всю первую половину 90-х. Так что вы спрашивайте. Может, я смогу объяснить вам их психологию.
— Мне интиресна психка тех, кта ра-дился в обс-честве, торае минается в адин миг. Чта с ними станет?
— Всё зависит от возраста такого человека. Я родился в начале 70-хх.
На экране появились слайды того времени, какие-то студенты длинноволосые собирали картошку.
— Моё поколение было готово к любым переменам просто потому, что находилось в тот момент в подростковом возрасте. Но мы процессом не рулили. Мы скорее были наблюдателями или фигурами на шахматной доске, которыми двигали другие. Те, кто родился чуть раньше, в 60-хх — фактически уже сами толкали, двигали эту ситуацию. Даже среди советской верхушки были такие, кто хотел легализовать свои теневые доходы, не хотел вечно бояться всяких силовых ведомств типа КГБ или ОБХСС. Думаю, им было на руку то, что в городском обществе преимущественно нарастало нетерпение, потому что ценности советские уже никто не разделял, рассказывали анекдоты, ловили западные радиостанции, потихоньку занимались частным предпринимательством, шабашили, например, фарцевали…
— Ита чта?
— Шабашка — это когда инженеры в отпуск нанимались квартиры ремонтировать или детские сады. Фарцовка — торговля иностранными шмотками, журналами, жвачкой… и так далее.
У вузовского компьютера и под это материалы были наготове — появились смешные хипари с расклешёнными джинсами, они обменивались дисками на Горбушке, играли на гитарах.
— С другой стороны — продавались ещё и какие-то наши сувениры иностранцам. Такая торговля в СССР была незаконной, прежде всего, из-за валюты. То есть, рисковали ребята.
— А ви?
— А я не рисковал. Но ведь речь не обо мне. Итак, что дальше… дальше у нас идут люди, родившиеся в 50-хх. Они тоже были рады переменам, но, по сути, готовы к ним они были плохо. За исключением разве что тех, кто руководил предприятиями и смог их потом приватизировать. Но вы учтите, я в первую очередь про город говорю. И даже более того — про Москву. Известно же, у нас за пределами МКАД в России совсем другая жизнь была. В республиках вообще своя история — национальное самоопределение, борьба с оккупантами и т. п. Там СССР вообще порой воспринимался как порабощение. Но в России, особенно в сельской местности, большинство всё же было не готово ни к каким переменам. Всё их устраивало. И, в общем-то, жизнь была пусть и скучноватой, но сносной. А для многих людей — идеальной, я бы даже сказал чистой, светлой.
— И как так случилас?
Я замялся с ответом и на помощь пришёл Вайнштейн:
— Ну, я же вам рассказывал. Как это называется? «Нерешительная…
— Ли-берали-зация сверху».
— Правильно! И все кто начинал такие реформы, потом плохо кончали. Тот же Александр…
— Ну да… и Горбачёва тоже невзлюбили… Ну, а потом и Ельцина…
— А иво за ч?
— Засиделся. Он всё стареет и стареет. Воров вокруг него собралось не сосчитать.
