– Наш друг, – произнес Мор со скользкой улыбкой, – согласился мне помочь в небольшом эксперименте. К утру он придет в норму… Хотя, конечно, никогда нельзя быть полностью уверенным.
Меня терзал один смутный вопрос, но он отказался выходить на белый свет, и я решил, что он может подождать до утра.
– Новейший тип фурункулов, – продолжал Мор, – развивается при заражении новым штаммом стафилококка. Детали процесса ошеломляющие – но, боюсь, я сейчас не успею их с тобой обсудить.
Он искоса взглянул на меня, видимо, ожидая, что я все-таки начну спрашивать или (что даже лучше) упрашивать его рассказать. Но так и не дождавшись моей реакции, он громко хмыкнул, резко повернулся и вышел.
– Он идиот, – сказал Шкода, когда дверь закрылась. – Тут все идиоты. Жизнь людей находится в руках кучки придурков.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как дерьмо из мясорубки. – Он притронулся к своему нарыву и поморщился. – Эта змеюка подкралась ко мне в офисе. Я играл в «тетрис», дошел уже до девятого уровня, потому и не обратил на него внимания. Ублюдок уколол меня булавкой, затем стал извиняться. Объяснил потом, что важно было соблюсти фактор внезапности.
Он рассеянно потер плечо.
– Самое обидное – я почти побил свой рекорд.
Я встал, прошелся к торцевому окну, посмотрел на канал. Больше я не мог ждать.
– Помнишь наш утренний разговор?
– Разговоры были всякие.
Я повернулся к нему. Он смотрел серьезно. Но трудно было понять, то ли он сознательно прикидывается дурачком, то ли просто все забыл.
– Мне надо отсюда выбраться, – сказал я.
Улыбнувшись, он подошел к столу, и мне в голову вдруг пришла странная мысль: он хочет меня убить. Но вместо этого он попросил отойти, взял со стола голубую стеклянную фигурку лебедя и перевернул ее. Большим и указательным пальцами залез в полость и вытащил ампулу с прозрачной жидкостью. Затем положил ее на ладонь и протянул мне.
– Что это?
– Серия «03/99», – сказал он и, поддразнивая меня, сжал ладонь. – Я позаимствовал ее в лаборатории пару недель назад. Мощнейшая штука.
Я посмотрел на него вопросительно.
– Ну и?
– Одна из лучших разработок Шефа. Одной капли хватит, чтобы убить любого – живого или мертвого – в считаные секунды.
Он подбросил ампулку через плечо и ловко поймал ее за спиной.
– Обычно мы это используем для своих агентов. Иногда они становятся непокорными, или начинают снова хотеть жить, или кто-то умом трогается и начинает буйствовать. В общем, на задании искушений бывает много. – Он кисло поморщился. – Последствия могут обернуться катастрофой для Агентства. И вот таких неконтролируемых Агентов устраняют.
– Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Еще бы, – сказал он, криво усмехаясь, – сейчас объясню. В общем, я прошу тебя… об одолжении. Услуга за услугу.
Он раскрыл руку и на сей раз позволил взять ампулу. Уже потом я понял, что она была из той серии, которую я видел во вторник в лаборатории.
– Завтра, когда Смерть будет выносить свой вердикт по поводу твоей стажировки, он выпьет с тобой из одного бокала. По традиции.
Я продолжал изучать ампулу. Выглядела она совершенно безобидной.
– Ты просто сломай ее, капни пару капель в его стакан – и свободен.
То, что он задумал, меня потрясло. Я отступил на шаг, оказавшись в опасной близости к сломанному кактусу.
– Я тебя правильно понял?
Он еле заметно наклонил голову – то ли кивнул, то ли нет. Я ощутил всплеск адреналина.
– А как же последствия? Чем это обернется в будущем? – Тут всплыл маленький шкурный вопрос: – И что будет с моим контрактом?
– Со среды твой контракт никто в глаза не видел. Может, тебе повезло. А может, потерялся, – прибавил он заговорщицки. Затем протянул руку за ампулой, но я удержал ее – И потом, у Агентства есть более важные дела, чем гоняться за сбежавшим зомби… Я же в любой момент поклянусь на своем значке, что Смерть закопал тебя обратно до того, как сам был убит.
Я сомневался, но никак не мог найти слабое место в его аргументах. Да и выбор у меня был невелик.
– А тебе-то что с этого?
– Моментальное продвижение, – ответил он прямо. – Как только вы со Смертью выбываете из игры, я тут же занимаю одну из ключевых должностей.
Я снова повернулся к окну, сжимая в кулаке волшебное снадобье. Капля воды, упавшая на дно колодца моего сознания, превратилась в тонкую струйку, затем в небольшой ручеек, затем хлынула потоком.
– Я так не могу, – возразил я.
Он сочувствующе положил руку мне на плечо и сказал:
– Для тебя это единственный способ вырваться отсюда. Другого, к сожалению, нет.
Воскресенье
Смерть от косы
Сделав это, будешь проклят
Вот кредо зомби:
Я ничто. Мне нечего дать и нечего сказать. Я выражаю себя через безмолвие, бездействие и безысходность. Я буду сдерживать каждый свой никчемный атом, пока не оцепенею окончательно и не достигну абсолютной пустоты. Я ничего не буду делать, ни о чем не буду думать, ни во что не буду верить, и пусть это состояние недеяния продлится как можно дольше.
Я проговаривал эту мантру, изучая себя в зеркале, которое висело с внутренней стороны гардероба. Шкода мирно посапывал на своей верхней койке, ничто не тревожило его сон – ни мои действия, ни бледный рассвет, проникавший сквозь раскрытые шторы. Я же почти всю ночь и глаза не сомкнул, тщательно обдумывая его предложение. Ночная тишина и темнота помогали сосредоточиться, но все же я так и не пришел к твердому решению.
Я ничто.
В зеркале я видел обнаженного человека. Он стоял на двух неуклюжих клиньях плоти, заканчивавшихся восемью худыми отростками. Его костлявые голени выгибались от щиколоток до колен наружу, а тощие бедра, наоборот, гнулись внутрь от колен до талии. Бледная кожа его ног, словно подушка для иголок, простегана грубыми черными волосками, восходящими к треугольнику паха, откуда свисал бесполезный обрубок пениса. Ссохшийся живот казался пожухлым плодом с заметной впадинкой пупка, этакого насмешливого напоминания о рождении, который стал теперь не более чем тенью. Чахлая грудь походила на сдутый спасательный пояс, жестоко поколотый кактусом, два маленьких соска торчали белыми пластиковыми мундштуками. У поникших плеч выступали твердые ключицы, образуя треугольник кожи под костлявой шеей. На тонких волосатых, как у обезьяны, руках висели костлявые кисти, оплетенные синей сеткой вен, на которых не хватало трех пальцев, в том числе одного большого. Все тело было прошито толстыми черными хирургическими нитками, под ними скрывались ужасные красные шрамы, выгнутые, как укусы.
Я ничто.
