Боль, холод, страх и голод. Якову постоянно хотелось есть, но он еще не дошел до того, чтобы грызть кору деревьев, как делали многие узники. Вахманы кормили тех, кто еще мог работать. Так что Штейн старался изо всех сил, хотя умом он понимал, что надолго его не хватит.
В пять утра заключенных поднимали с холодных нар и отправляли на железнодорожную платформу встречать новые эшелоны смертников. Каждый день в «Собибор» прибывали колонны голландских, польских и чешских евреев, которых отправляли на прогулку по «химмельштрассе»,[48] после чего уничтожали и сжигали, оставляя на работы совсем немного человек.
«Рабочая команда» увозила в лес так много тел погибших евреев, что люди в окрестных деревнях шептались, что рвы в лесу переполнены покойниками — стоит нажать ногой, как из-под земли выступает кровь.
Если Якову везло, то его отправляли на сортировку. Тысячи мужских костюмов и комплектов белья, десятки тысяч комплектов женской и детской одежды. Золотые зубы переплавят в слитки и сдадут в Рейхсбанк на счета СС, а стекла очков пойдут на новые очки для немцев.
Противнее всего было сортировать волосы. Вахманы говорили, что часть волос идет на изготовление мягких тапочек для экипажей подводных лодок. При одной только мысли об этом Якова начинало тошнить.
Через месяц своего пребывания в «Собиборе» Яков стал всерьез задумываться о побеге. Он знал, что мероприятие это опасное, но вполне возможное. Соседи по бараку рассказывали о том, как под прошлый Новый год из зоны уничтожения бежало пятеро узников-евреев. Но польский крестьянин донес о беглецах, и польской «синей полиции» удалось их поймать. В качестве карательной акции в лагере было расстреляно несколько сот заключенных. Говорили о еще одном заключенном, который смог спрятаться в товарном вагоне под горой одежды, принадлежавшей убитым.
Но серьезный удар по мечтам Якова нанесла неудавшаяся попытка побега, произошедшая прямо у него на глазах. Несколько человек отказались идти в газовую камеру и бросились бежать. Некоторых из них застрелили возле ограждения лагеря, других поймали и жестоко терзали в течение нескольких дней, пока не замучили до смерти.
До октября сорок третьего года все существование Якова Штейна было пронизано ожиданием смерти и видением смерти других заключенных. Каждый час, каждый миг окружающий мир ломал его уверенность в том, что он сможет выжить. Единственным спасением для него стала мысль, которую он повторял вновь и вновь: я должен вырваться отсюда.
Яков знал, что как только вера в освобождение исчезала, человек погибал. Поэтому Штейн продолжал верить, несмотря ни на что.
— Я выживу! — шептал он холодными ночами. — Выживу и найду способ отомстить.
* * *
Все изменилось в тот день, когда в «Собибор» доставили Сашу.
Это случилось в конце сентября, когда в лагерь из Минска доставили группу советских военнопленных-евреев во главе с русским лейтенантом Сашей.
Поскольку Саша был офицером, его не отправили сразу «попариться» в лагерной бане, а оставили для допроса. Поселили русского в том же бараке, где жил Яков Штейн, и именно Яков был первым, с кем лейтенант заговорил.
— Да, парень, у тебя не лицо, а северное сияние!
Штейн озадаченно посмотрел на русского. Во-первых, среди узников было не принято так громко общаться, так как это могло привлечь внимание капо или охранников. Во-вторых, Яков просто не понимал, о чем говорит собеседник.
— Не понимаешь, что ли? Северное сияние. Нордлихт.[49] Короче, синяк у тебя знатный, парень.
— Теперь понял, — кивнул в ответ Штейн, догадавшись наконец, что тот имеет в виду. Прошлым вечером Яков попал, под горячую руку одному из вахманов, которому показалось, что еврей медленно закапывает яму для трупов. Выхватив из рук испуганного Якова лопату, вахман с размаху ударил ею по лицу заключенного. Повезло еще, что удар пришелся плашмя. В противном случае Штейн тут же и пополнил бы содержимое могильной ямы, а не ходил на полусогнутых ногах с огромным фиолетово-зеленым синяком на пол-лица. — Нордлихт — это северное сияние по-немецки? Красиво, надо будет запомнить.
— Приятно познакомиться! — русский встал со своего места и протянул Якову руку. — А меня зовут Александром Печерским. Но ты можешь называть меня Сашей.
— Яков Штейн, — юноша ответил на крепкое рукопожатие. — Но ты можешь звать меня Нордлихтом.
В тот момент Яков еще не знал, что всего через три недели Печерский вытащит его из этого ада…
Дебют — начало шахматной партии, имеющее целью скорейшую мобилизацию (развитие, развертывание сил).
Такоуба — меч племени туарегов Сахары.
Сирия по-персидски — «Шам», а «боло» означает «поверхность». «Шамбала» переводится как «господство Сирии», что и соответствовало действительности в период III–II веков до н. э.
Момо — приготовленные на пару крупные пельмени с мясной начинкой; тукпа — суп на мясном бульоне с лапшой и овощами.
Английский энтомолог Брейди, изучавший поведение мухи цеце (Glossina), пришел к выводу, что она нападает на любой движущийся теплый предмет, даже автомобиль. Не нападает насекомое только на зебру, которую воспринимает всего лишь как мелькание черных и белых полос.
Армор-сквер — чайна-таун в Чикаго, является вторым старейшим поселением китайцев в США.
The Doors, «Raiders On The Storm».
«Последняя соломинка переламывает хребет верблюду» — азербайджанская поговорка.
Система пещер Эр Ван Дон была открыта группой американских спелеологов в 2013 году.
Из речи Хо Ши Мина.
Альфа-браво — от сокращения «AB»-ambush, сленговое название засады.
S.О.S., оно же «Shit On A Shingle» — «дерьмо на гальке», — бефстроганов и соус на тосте на завтрак BA-NA-BA — название вьетнамского пива «33», или «Tiger Piss» (Моча Тигра).
Charlie (Чарли), VС (ВиСи, Виктор Чарли) — вьетконговцы.
«Хьюи» — прозвище; «Ирокез» — официальное название вертолета «UH-1 Bell».
