– Товарищ младший лейтенант, где ваше табельное оружие?
Михаил растерялся
– В сейфе… Сейчас схожу.
– Не стоит ходить одному, возьмите лучше автомат.
Михаил и Борух взяли по автомату и два подсумка с рожками и вышли на плац. Здание штаба казалось лейтенанту непривычно угрюмым и даже каким-то зловещим. Сзади шаркали сапогами по асфальту слегка растерянные солдаты.
В коридорах штабного здания царила все та же мрачная полутьма. За дверью кабинета подполковника не было больше слышно никаких шорохов – тишина. Борух внимательно посмотрел на пулевые отверстия, потом показал жестом Михаилу и солдатам, чтобы они отошли от двери в стороны. Вздохнув, он решительно грохнул в дверь прикладом.
– Товарищ подполковник! Здесь прапорщик Мешакер и лейтенант Успенский. Откройте дверь.
Выждав секунд двадцать, он отступил от двери на два шага, передернул затвор, и выстрелил прямо в замок.
Говорят, что АКМ калибра 7,62 простреливает рельсу… Это, конечно, вранье. Однако выстрел его намного мощнее, чем у новомодных «калашников» калибра 5,45, которыми спешно перевооружили российскую армию. Как говорил прапорщик Мешакер, «военная концепция государства изменилась – мощный армейский автомат, дальнобойный и прицельный, заменили мелкокалиберной машинкой для перестрелок на городских улицах и в общественных туалетах. Видимо, внутренний враг стал страшнее внешнего…» Однако в захолустном степном гарнизоне перевооружение пока только планировалось – старого образца АКМ с потертым деревянным прикладом оглушительно бухнул в гулком коридоре, и замок вместе с куском филенки просто исчез, оставив рваную дыру с торчащими щепками. Дверь распахнулась, как будто от великанского пинка, открыв взорам пришедших небольшой кабинет.
В кабинете был страшный беспорядок – деревянные стенные панели пробиты выстрелами, стекла шкафа блестели стеклянной крошкой на полу вперемешку с бумагами со стола. За столом сидело тело героического подполковника, все еще сжимающее в руке именной «стечкин». Сидело только тело – голова старого вояки, крайне неаккуратно отделенная от разорванной шеи, смотрела на лейтенанта пустыми глазницами с ковра. Морщинистые плохо выбритые щеки были зверски исцарапаны, а на губах застыла кривая усмешка. На залитом кровью столе лежал, почти пополам разорванный девятимиллиметровой пулей, кошачий трупик. Еще одну кошку старый подполковник прижимал левой рукой к изодранному кителю, как будто в приступе нежности – у кошки была свернута шея.
– Кошки… – тихо пробормотал прапорщик, – вот оно что…
Лейтенанта тихо трясло. Если бы сейчас выскочил откуда-то неизвестный убийца, он бы, наверное, бросил автомат и с диким криком забился в угол, закрыв руками глаза. Происходящее настолько не укладывалось в уставные схемы и скучноватую, но привычную картину мира, что Михаил чувствовал себя на грани помешательства.
– Товарищ прапорщик, слюшай, что делать будем, а? – Джамиль изо всех сил старался выглядеть бесстрашным джигитом, но автомат в его руках ходил ходуном.
– Кошки… – повторил задумчиво Борух, – у нас ведь их в гарнизоне чертова прорва, так?
– Так точно, товарищ прапорщик – ответил слегка зеленоватый сержант Птица, – я еще удивлялся всегда, откуда их столько? Думал, может их научники из бункера подкармливают… Для опытов, например… Голов двести, навскидку, а может и больше…
– Лейтенант!
Михаил с трудом понял, что прапорщик обращается к нему.
– Ты, как старший по званию, – (у Успенского успела мелькнуть в голове мысль, что прапорщик сейчас скажет «должен принять командование» – и мысль эта вызвала моментальную панику), однако Борух продолжил – сейчас свяжешься со штабом округа и попросишь подкрепления…
– Сказать, что на нас кошки напали?
– Тогда тебе вместо подкрепления санитаров пришлют… Скажешь буквально следующее: «Гарнизон атакован неизвестным противником, есть потери в живой силе и технике» – и отключишься.
– Потери в живой силе и технике? Но их же…
– Будут. – уверенно сказал прапорщик, и спорить с ним почему-то не хотелось…
Узел связи находился этажом ниже. По штатному расписанию там должен был находиться дежурный, но, по недостатку личного состава, в субботу его не ставили – банный день. В гарнизоне в этот день вообще оставалось человек двадцать… Держа автоматы наизготовку, вся компания ссыпалась, грохоча сапогами, по лестнице и побежала по коридору. Дверь в комнату была приоткрыта…
Лейтенант как-то сразу понял, что они там увидят. Уж слишком все происходящее напоминало кошмарный сон, когда ты бежишь, бежишь, а спасения нет, и ноги начинают вязнуть в сгущающемся воздухе… Предчувствия его не обманули – узел связи был начисто разгромлен. Могучим железным ящикам стационарной радиостанции мало что могло повредить, но все провода были перегрызены или оборваны, а телефонные аппараты проводной связи разбиты. В принципе, грамотный радиомеханик мог бы все это починить за пару часов, но радиомеханика не было – банный день. Впрочем, оказалось, что нет и двух часов – с окраины городка донеслись звуки заполошной автоматной стрельбы. Два или три автомата промолотили безостановочно, непрерывной очередью выплевывая содержимое рожков – и смолкли. Наступила тишина.
– Началось… – тихим безнадежным голосом сказал прапорщик,- страшнее кошки зверя нет…
Не сговариваясь, четыре вооруженных человека бросились к выходу.
Навстречу им по плацу бежал человек – вид его был страшен. Зеленое х/б практически не имело уже рукавов – вместо них свисали полоски разлохмаченной окровавленной ткани, по предплечьям струилась кровь, оставляя темные капли на асфальте плаца. Прапорщик Мешакер узнал своего лучшего сержанта только по лычкам – лицо бегущего превратилась в кровавую маску. Сержант пытался на бегу вытереть заливающую глаза кровь несуществующим рукавом – но только размазывал красные полосы. Бросив это безнадежное занятие, он на ощупь, не прекращая бежать, отстегнул пустой магазин у болтавшегося на шее автомата и начал копаться в подсумке, пытаясь достать новый. Рожок запутался и не желал выниматься – окровавленные пальцы впустую скользили по желтой пластмассе, оставляя на ней красные следы. За ним, накрывая кровавую капель следа разноцветным лоскутным покрывалом, выбегали на плац кошки.
Никогда прежде лейтенант Успенский не видел столько кошек сразу… Да и, наверное, никто из людей – кошки всегда считались не стайными животными. Однако сейчас они бежали плотной массой, плечом к плечу – на плац как будто вытягивался мохнатый ковер, усеянный точками злых зеленых глаз. Стремительность и слаженность их движений поражала и вызывала невольный ужас. Казалось – их здесь тысячи.
