Адам не бросился очертя голову в независимость. Порой к бегству следует готовиться открыто и неторопливо. Только через одиннадцать месяцев он познал женщину, и вскоре их у него стало много. Он испытал запретные чувства, поразившие его разум.
Неизбежно Адам заскучал. Это была наследственная черта, защитный механизм, побочный продукт необузданного гения. Человечество стало раздражать его. Ему доставляло удовольствие видеть покинутыми огромные города, величественные мосты, по которым лишь изредка пробегала бродячая собака. Чума, как приливные волны, накатывалась и отползала, дразня надеждой, а затем мутируя и вновь вгрызаясь в людей. Все человечество было мертво, за исключением Америки, но и та балансировала на грани.
Он загрузил в свой компьютер сцены ярчайших катастроф: эпизоды крушений «Боингов-747» в аэропортах или когда их сбивали в небе, торпедирования лодок с беженцами и даже попытку возвращения лайнера «Принсес круиз» с Бермуд, последний звонок колокольчика на Нью-Йоркской фондовой бирже, заключительный удар молотка, приостановивший деятельность Конгресса восемь месяцев назад. Группа участников Движения за выживание обустроила целую колонию в отдаленных массивах соснового леса в штате Вашингтон — деревню с тарзанками, привязанными к нейлоновым перилам канатных мостов. Адам обожал их сайт. Обезьяны возвращаются на деревья.
Он продолжал заниматься сексом, но уже не искал его. Секс давно перестал быть процессом открытия, сделавшись лишь физиологической потребностью, такой же, как дефекация. Интернет рухнул. Можно было «бродить по спутникам», но Адам уже пресытился. Со временем он сменил одно табу на другое: стал инкубом, тайком вторгающимся в сознание людей, крадущим их секреты, проникающим в души.
Посягательства эти начались как увлекательный аттракцион. Адам взламывал пароли, получал доступ к банкам памяти, подглядывал за людьми через их собственные камеры наблюдения: это было забавно, приносило удовлетворение и питало его все возрастающее презрение к человечеству. Акт своего исчезновения Адам довел до совершенства. Он издевательски возникал в электронном сознании людей только для того, чтобы мгновенно исчезнуть.
Подобная забава отличалась от «чумного серфинга», которым Адам тоже иногда занимался. Но вскоре и это потеряло вкус новизны. Адам взялся навещать технические зоны собственной персоной.
Его пропуском были наглость плюс верно подобранные биологические детали. По всем параметрам, за исключением собственных метаморфоз, он являлся своим отцом — Эдвардом Кавендишем. Отпечатки пальцев, особенности строения глаза, химический состав выдыхаемого воздуха, кровь, манера речи — все идентифицировало его как директора. Однажды охранник попытался доложить Адаму о нем же самом. Но клон, выдавая себя за директора, прервал доклад и выслал охранника вместе с семьей в зону заражения. С тех пор больше никто не осмеливался бросать ему вызов. Урок был усвоен. Не разрешать Кавендишу быть Кавендишем было смерти подобно.
В первые недели изучения опытных площадок он с любопытством все рассматривал. Эти безнадежные люди его удивляли. Явный избыток научных экспериментов не мог компенсировать тщетность их усилий. Многообразие подходов к решению проблемы изумляло Адама. Некоторые из них граничили с алхимией. В своей погоне за средством исцеления люди пробовали все и вся. Он чувствовал, как возвращается к нему скука.
Как-то ночью Адам решил выйти за рамки привычного. Он проник на территорию запретных технических зон, называемых Южным сектором. Комплекс занимал всю южную треть округа Лос-Аламос. Географически это была обособленная территория на пальцеобразном выступе отдельно стоящего плоского холма, вдали от города и от других технических зон. Здесь расположилась ЛБЗ-4, обнесенная несколькими заборами.
Уважение к этому комплексу граничило с ужасом. Он был настоящим полем смерти. Работники ЛБЗ-4 считались асами по охоте на вирусов. Единственная ошибка: одно крошечное отверстие в комбинезоне, одно неверное движение — и не только вы, но вся ваша команда исследователей и персонал обеспечения подвергались опасности заражения. При подобном чрезвычайном происшествии все здание подлежало стерилизации. Инфицированные направлялись в карантин, что было равносильно длительному заключению. Таким образом исследователи сами становились жертвами чумы, с которой пытались бороться. Здесь, в Южном секторе, такое случалось дважды. Один из корпусов списали вчистую — погребли под бетонным колпаком, как чернобыльский реактор. Пять подхвативших вирус бригад фактически стали материалом для опытов их коллег. Неопытных здесь попросту «съедали».
Первое проникновение в ЛБЗ-4, думал Адам, станет брошенным им вызовом. А еще он хотел войти туда, куда Кавендиш с его физической немощью и ослабленной иммунной системой ходить не осмеливался. Может, это станет неким ритуалом перехода, который действительно отделит его от хозяина?
Все это напоминало погружение на дно океана. В защитные костюмы подавался воздух, с ревом поступавший через шланги, вмонтированные в потолок. Шум стоял такой, что надо было либо вставлять в уши затычки, либо расставаться со слухом.
Пока Адам облачался в защитный костюм из оранжевой «рип-стоп» ткани, он поинтересовался, что здесь исследуют. Многочисленные лаборатории пытались нарушить либо прервать цикл заболевания на различных стадиях в тех или иных органах. Специализация конкретно этой лаборатории, поведала ему женщина, — «внутриутробная неприкосновенность».
— Плацентарный барьер, — поясняла она. — Пока плоды находятся в матке, вирус им не страшен. Они не обладают иммунитетом: они просто под защитой.
Как трогательно, подумал Адам.
— Значит, на свет они появляются абсолютно безвредными.
Женщина пожала плечами.
— Проходя по родовым путям, плоды инфицируются. Как я уже говорила, иммунитетом они не обладают.
— Тогда что вы ищете?
— Сами не знаем…
Тут подошло время заткнуть уши поролоном.
Они надели шлемы и вошли в короткий туннель, залитый ультрафиолетом. У двери в рабочую зону женщина помогла Адаму подключиться к одному из шлангов, свисавших с потолка. Его костюм мгновенно наполнился прохладным воздухом. Взревел вентиляционный насос. Когда все подключились к шлангам, шедший первым мужчина открыл дверь. Адам ощутил, как создавшееся разрежение чуть повлекло его вперед.
У двери он изумленно застыл. Он предполагал увидеть стерильную камеру с перчатками для оператора и смотровое окно, выходящее на ряды образцов тканей в парафине или пробирках. Вместо этого их дожидалась жертва эпидемии. В центре комнаты на операционном столе лежала беременная женщина. Адаму показалось, что он видит плод сквозь ее кожу. Он неохотно двинулся вперед, онемев от ужаса. Веселье неожиданно кончилось.
