Евгений Енин - Случайностей не бывает

.

— Воды не осталось? — Артём первый раз после полёта смог сказать что-то хрипло, но членораздельно. — Ой, — он схватился за голову, — ну и, в общем, мы на том же месте, где и были.

— Осталось. — Яна достала из рюкзака бутылку, полученную от чёртовой мамы. — Я сама вижу, что на том же месте. Тебя не дразнили капитан Очевидность?

Артём, не отвечая, забулькал.

— На том же месте, — пробормотала Яна. — Место. Когда же я это говорила? Точно! — Она поймала скользкое слово. — Местные дела. «Это ваши местные дела», помнишь, я сказала? — радостно затрясла она Артёма.

Артём облился водой и кивнул.

— И что?

— Ты понимаешь, зачем это всё?

Яна показала рукой вокруг.

— Что зачем? Кирпич? Тропарево?

— Да всё, что происходит. В чём смысл?

— Ну и в чём? Будешь? — Он показал бутылку.

Яна отмахнулась, Артём завернул крышку.

— Да в том, что Тропарево становится Конечной. То-то я давно чувствую, что я как будто не в Москве. Что это уже ваше место!

Артём нахмурился.

— Получается, Красная ветка становится Чёрной. Понимаешь? — щёки Яны слегка покраснели от осознания.

— В смысле?

— Ну, не в прямом. Или даже в прямом. Все эти штучки потусторонние сюда переносятся. Ты же сам говорил, что в Москве в полную силу колдовать не получается.

— Это мне Табачный Дух сказал.

— А если здесь будет как бы Тут? Понимаешь?

— Тогда, наверное, можно будет.

— Смотри, смысла в том, чтобы переносить Москву Туда нету. Чего переносить-то? В Москве всё самое обыкновенное. Значит смысл только в том, чтобы эти ваши чудеса сюда перенести. Понял, зачем всё это?

— Хм, ну, допустим. А кто…

— Ну, здрасьте, откуда же я знаю? Кто-то. Понятно, что кто-то из ваших.

Артём вздёрнул голову и посмотрел на Яну удивлённо.

— Ой, прости. — Яна положила руки ему на плечи. — Не обижайся. Но я как-то всегда думала о тебе, как о тутошнем. Ну ты же с Табачным Духом был, когда мы познакомились, и вообще на слоне.

— Да нормально, чего там. Всё равно надо что-то с этим кирпичом делать.

— Угу. Ой.

Яна встала, поморщившись от боли в ушибленных местах, и подошла к бьющемуся в стене кирпичу.

Выемка стала заметно больше, он её быстро расширял и углублял.

Яна стояла, сунув руки в карманы, и смотрела, как вниз сыплется белая, мраморная, и красная, кирпичная крошка. Горка внизу получалась розовой. Причём кирпич крошился меньше, чем мрамор, хотя должно быть наоборот.

Ну и было понятно, что дыра в стене не побочный продукт. Не то, что кто-то замкнул кирпичом две станции, а тот случайно продолбил дыру.

Яна подумала, что, когда дыра станет достаточно большой, что-то случится. Что-то, что нельзя будет исправить. А дыра была уже такой, что Яна спокойно бы в неё пролезла, если бы она была сквозная. С половину её роста она была.

Яна сжала руки в карманах в кулаки. В правом что-то оказалось. Она вытащила руку. Это была салфетка, в которую она завернула плёнки от бутербродов. Ну или это были плёнки, завёрнутые в салфетку.

Позже Яна не могла ответить на вопрос, почему она это сделала. Может быть, мысли об электричестве и материалах, которые его не проводят так подействовали.

Яна развернула и бросила на пол салфетку.

Сложила вместе две плёнки, чтобы потолще было.

Положила то, что получилось, на правую ладонь, почти обернула её.

И попыталась схватить кирпич.

Она промахнулась.

Кирпич болтался в своём продолблённом гнезде слишком быстро.

Яна попала по кирпичу кончиками пальцев, жутко ушиблась, зашипела от боли, схватила левой ладонью пальцы правой и прижала к животу, согнувшись. У неё даже в глазах потемнело. Наверное, поэтому прошло секунд пять, пока она поняла, что звук бьющегося о мрамор кирпича, к которому они успели так привыкнуть, что перестали замечать, исчез. А сам кирпич валялся на горке розовой пыли. Только она не сразу поняла, что это и есть кирпич, он так стёрся, что превратился в большой красный обмылок.

Схватить кирпич она не смогла, но удар её пальцев выбил его из стены.

Никто так и не смог объяснить, почему сложенная в два слоя пищевая плёнка, которая от электричества из розетки вряд ли могла спасти, защитила Яну от засасывания в стену или ещё чего похуже.

Плёнку искали, была даже объявлена награда, но не нашли, её выбросили уборщицы вместе с прочим мусором.

Яна и Артём пару раз принимались пытать Табачного Духа, но тот в ответ на все расспросы говорил, что даже думать не хочет, где эта чертовка брала свои чёртовы бутерброды.

Азалия настаивала на том, что покупала бутерброды в обычном киоске у метро. Но слишком горячилась и приводила в доказательство подробности, которые знать не могла, вроде названия родного кишлака продавца, при том, что не помнила, возле какой станции стоял киоск.

Ходили мутные слухи о том, что кто-то ограбил секретный научный институт, воспользовавшись тем, что москвичи озомбели, но шептавшиеся не могли даже сказать, биологические там исследования производились или физические. То есть было дело в плёнке или в мясе на бутербродах.

Так эта история и затихла.

А плёнка попала на свалку, где крысиная семья использовала её для строительства гнезда, видимо, привлечённая всё ещё остававшимся на ней запахом еды. Когда эту часть свалки стали утрамбовывать бульдозером, крысиная семья совершенно не пострадала. А коэффициент интеллекта у их потомства был на двадцать процентов выше, чем в среднем по свалке.

Яна осторожно потрогала край дыры. Мрамор был холодный, холоднее, чем она ожидала, шершавый, и пачкал руки белой пылью. Нижняя граница отверстия была на уровне её пояса, верхняя — выше головы Яны.

И это была именно дыра.

Пока в ней долбился кирпич, это было углубление, яма, выемка в стене. Не сквозная. Белая, мраморная. Теперь это было сквозное отверстие. Дыра. Проход.

Куда-то.

Яна оперлась об округлый шершавый край и заглянула внутрь.

Внутри была тьма.

И что-то ещё.

По этой тьме сразу было видно: она что-то скрывает.

Как минимум большое пространство. Которого за стеной станции быть не должно. Там должна быть земля, камни, корни, черви, кабели, кроты, но не огромное пространство.

Яна ничего не видела в кромешной тьме, но чувствовала уверенность, что это пространство больше самой станции.

Она вздрогнула и обернулась, когда подошедший Артём тронул её за локоть.

Яна показала глазами на дыру. Артём молча кивнул. Без улыбки.

Нормальный человек минут пять попрыгал бы от радости, что дело сделано, а потом обыскал бы валяющиеся на станции сумки на предмет шоколадок. На шоколадках пару — тройку дней легко можно протянуть, пока не придут спасатели, или как-то ещё жизнь наладится.