Александр Казанцев - Ступени Нострадамуса

— Я не против защиты Питера. Но это не решение вопросов для всех побережий океана, для портов, прибрежных городов и даже населенных низин, долин, ущелий. Тают не только морские льды, но и ледники в горах! Я не стремлюсь все отрицать, но считаю неверным путь частичных улучшений.

— Вот здесь, быть может, вы не правы, Платон Никандрович. Одно не должно исключить другое! Средств уничтожения слоя углекислоты на грани Космоса пока мы не имеем, а действовать надо уже сейчас и теми средствами, которыми располагаем, — подвел итог адмирал.

Весна Закатова понимающе улыбнулась:

— А воевать с верхними слоями атмосферы не менее героично, чем отвести комету от столкновения с Землей, как сделал это Владь Ильин, в которого я еще девчонкой была влюблена.

— Я это знаю, — загадочно сказал генерал.

Закатова удивленно взглянула на него:

— Колдун среди генералов иль генерал средь колдунов?

— Я просто догадался, напрасной ревностью томим, — попробовал отшутиться Муромцев.

— Я подарю вам значок «огнеопасно»! — улыбнулась Закатова.

— Но то, что мы видим, грандиозно. И так по всему миру должно быть, — уверенно сказал адмирал.

Муромцев покачал головой:

— Я думаю, нам следует собраться у президента Ильина и с ним обсудить возможный спор.

Катер развернулся и направился обратно к городу строгих дворцов и башен и с Медным всадником, скачущим на Неву, которой отныне не придется пятиться назад.

— Прости, отец, — сказал Илья, грузно поднимаясь с дивана напротив сидевшего за письменным столом генерала Платона Никандровича Муромцева. — Я не могу поддержать тебя и открыть способ получения античастиц для аннигиляции. Это остается научной тайной. Военные получили только часть сведений и готовые античастицы из лаборатории, и впредь так делаться не будет. Если бы я попытался кое–что объяснить тебе, ты все равно не понял бы языка физиков–теоретиков. Я знаю, что все газеты трубят о твоем предложении аннигилировать слой углекислоты в верхних слоях атмосферы и тем ликвидировать «парниковый эффект». Нефтяные магнаты готовы носить тебя на руках. Они снова могут беспрепятственно торговать горючим, которое будет сжигаться, вновь задымляя воздух заводскими трубами и мириадами автомобилей. Углекислота, попав в верхние слои атмосферы, якобы будет аннигилироваться, и на планете сохранится рай земной. Преимущественно для нефтевладельцев.

Он говорил, расхаживая по отцовскому кабинету твердой походкой могучего решительного человека.

— Сожалею, что ошибся, сын, рассчитывая на твою поддержку.

— Ты правильно поступил как председатель высшего военного трибунала, сохранив жизнь и оправдав президента Общей России, предоставил ему возможность бороться с «парниковым эффектом». Но предлагаемый тобой путь неприемлем. Дело не в моем упорстве, а в энергетическом расчете такой глобальной операции.

— Рассчитывать надо, как спасти человечество, — хмурясь, сказал генерал.

— Наводнения были и будут на Земле. Вас пугает поднятие уровня океана на два метра. Уровень Каспия уже давно достигал такой величины, но никакой катастрофы не произошло. Надо искать пути, не спорю, но не такой, какой ты видишь. Не верю я в эти «страсти–мордасти»! Не могу я из–за них выпустить джинна из бутылки, когда не только слой углекислоты, а земной шар безответственные властительные прохиндеи превратят в пустоту.

— Вот если бы ты видел ужасы питерского наводнения, как я, то не говорил бы так.

Сын остановился перед отцовским письменным столом:

— Где ты мог это видеть? На видеоэкране, показывающем беды Китая или Южных штатов Америки? Или, может быть, во сне?

— Сны разные бывают, — уклончиво ответил Платон Никандрович, отводя глаза в сторону.

— Нет, нет! Ты не оговорился, вспомнив о наводнении в Питере, где давно уже построена защитная дамба. Не Петровские ныне времена!

— И тем не менее. Представь себе, что поднятие уровня моря в лютый шторм сведет значение дамбы до нуля. И наводнение похуже прежних затопит Питер, не говоря уже о других европейских или американских портах.

— Но воочию ты видеть этого не мог.

— Не отвергай того, чего не знаешь!

— Но знать хочу, какая задача стоит перед наукой.

— Задача ясна — устранить последствия «парникового эффекта».

— Согласен. Я недостаточно вооружен, чтоб выиграть такой спор. Вот если бы…

Раздался звонок у входной двери.

— Сиди, отец. Я открою, — сказал сын, выходя из кабинета.

Через минуту он заглянул в дверь.

— Тебя спрашивает весьма почтенный человек с бородой, не чета нашим с тобой.

— Проси, проси. Тот тоже был бородат, — как–то странно отозвался Платон Никандрович.

Когда в кабинет вошел старец с седой бородой в серебристом плаще почти до пола, генерал вскочил.

— Не буду вам мешать, — сказал сын, закрывая дверь.

— Профессор Наза Вец? Но вы являлись лишь во сне.

— Так обстоятельства сложились. Я знал, что буду нужен вам.

— Еще бы! Мы с сыном спорили о том, как устранить «парниковый эффект». Он знает как, но не верит в то бедствие, что слой углекислоты приносит на планету.

— Могу ему я показать.

— Кто вы, профессор? Как мне понять вас? Объясните!

— Вы вспомнили меня и сон. Я — из другого измерения и вам помог увидеть мир, каким был наш и ваш — в грядущем. Картину эту я внушил вам, чтоб параллели разошлись. И беды наши вы б не знали.

— И вы помогли мне принять нужное решение. Вот и сейчас вы, как никогда, кстати.

— Помочь всегда готов для блага.

— Внушите сыну моему, что ждет наш мир, если не уничтожить «парниковый эффект».

— Но согласится ли ваш сын на опыт очень необычный?

— Я его об этом попрошу. Не мне, всем людям это так необходимо!

Генерал попросил подождать его и вышел к сыну. Вскоре он пригласил гостя в другую комнату. Илья почтительно встретил старца словами:

— Я рад приветствовать вас, профессор. Отец мне объяснил. Я сразу понял все. Нас, физиков, не удивишь числом измерений. В математике любая степень — обычное дело. А я, хоть физик–теоретик, готов участвовать в любом эксперименте. Всякая теория без опыта мертва.