Дело в том, что когда мистер Фотерингей остановил вращение Земли, он ни словом не оговорил движения предметов, находящихся на ее поверхности. Между тем Земля вращается около экватора с быстротой более тысячи миль в час, в наших широтах это составляет около пятисот миль в час. И вот весь город, и мистер (Мейдиг, и мистер Фотерингей, и все остальное из-за остановки движения Земли полетело вперед с быстротой девяти миль в секунду, то есть быстрее, чем если бы ими выстрелили из пушки. И все люди, все живые существа, все дома, все деревья, весь видимый нами мир летел таким образом, разбиваясь и превращаясь в прах. Вот в чем было дело.
Мистер Фотерингей не был способен понять все это как следует. Но он понял, что чудо его оказалось неудачным, и сразу почувствовал величайшее отвращение ко всяким чудесам. Теперь вокруг было темно, так как облака сгустились и закрыли месяц, и воздух был наполнен стремительным прозрачным градом. Страшный шум воды и ветра наполнил небо и землю. Он прикрыл глаза рукой и сквозь пыль и град при свете молнии увидел громадный вал, надвигающийся прямо на него, как стена.
— Мейдиг! — раздался среди бушующих стихий слабый голос Фотерингея. — Сюда! Мейдиг!
— Стой! — закричал мистер Фотерингей приближающейся воде. — Ради бога, стой!
— Подождите одну минуту, — обратился мистер Фотерингей к грому и молнии. — Прекратите на минуту шутки, пока я соберусь с мыслями… Что же мне теперь делать? Господи! Если б хоть Мейдиг был здесь.
— Ах, — проговорил мистер Фотерингей, — как сделать, чтобы все опять было в порядке?
Он все стоял на четвереньках, спиной к ветру и напряженно думал, как бы исправить случившееся.
— Да, — сказал он. — Пусть ни один из моих приказов не исполняется, пока я не скажу: «Ну!» Господи, отчего это мне раньше не приходило в голову?
Он напряг свой слабый голос; он кричал все громче и громче, в тщетном желании услышать в реве бури самого себя.
— Ну вот, я начинаю. Помните, что я сейчас сказал. Во-первых, когда все, что я скажу, будет сделано, пусть я потеряю свою чудесную силу, и пусть моя воля станет такая, как у других людей, и пусть кончатся все эти ужасные чудеса. Мне их не надо. Лучше бы я совсем не творил их. Это первое. А второе — пусть я стану опять таким, каким был до начала чудес; пусть все будет опять такое, как было прежде, — прежде, чем опрокинулась эта проклятая лампа. Это большой приказ, но зато последний. Поняли? Да? Больше не надо чудес, пусть все будет, как было, а я чтобы сидел в «Длинном драконе» за кружкой пива. Это все! Да!
Он запустил пальцы в землю, закрыл глаза и крикнул:
— Ну!
Вдруг все смолкло. Он заметил, что стоит на ногах.
— Это — по-вашему! — произнес чей-то голос.
Он открыл глаза. Перед ним были — стойка «Длинного дракона» и. Тодди Бимиш. Шел спор о чудесах, У него мелькнула мысль, что он забыл что-то важное, по она быстро исчезла. Вы понимаете: не считая потери чудодейственных способностей, он был совершенно в том же положении, как раньше; все стало прежним, а следовательно, и его ум и память были совершенно такими же, как в начале нашего рассказа. Он не знал решительно ни о чем из того, что мы рассказали. Не знает и до сих пор. И, конечно, он не верит в чудеса.
— Я вам говорю, что настоящих чудес никогда не бывает, — сказал он. — Толкуйте, что хотите, для меня это ясно, как дважды два.
— Это — по-вашему! — ответил Тодди Бимиш. — Но доказать вы этого не можете.
— Послушайте, мистер Бимиш, — сказал мистер Фотерингей, — попробуем ясно определить, что такое чудо. Чудо — это что-то противоречащее законам природы, вызываемое силой воли…
1898
Перевод А. Анненской.
Настойчивая, истощающая противника партизанская борьба. По названию португальского городка, близ которого в 1810 году гверильясы нанесли поражение армии маршала Массены.