Ночь. Ты лежишь в кровати. Глаза закрыты, но ты чувствуешь, что Майк смотрит на тебя.
– Знаешь, Ян, – говорит он, – в религии персов есть мост Чинват, по которому должен пройти каждый грешник. И чем больше грехов, тем уже становится мост. Как думаешь, кто из нас мог бы дойти хотя бы до середины?
Ты открываешь глаза, но в комнате никого нет. Только ты и ночь. Встань с кровати. Выйди в гостиную. Видишь, там, на диване, сидит подруга твоей сестры, ее игрушка? Подойди к ней. Загляни в небесно-голубые глаза.
– Диана?
– Да, Ян?
– Ты что, никогда не спишь?
– Сплю. Биологически я такой же организм, как и ты, – она смотрит на тебя. Такая человечная. Такая безразличная.
Сядь в кресло напротив нее. Достань пачку сигарет. Спроси Диану, может ли она курить.
– Могу.
– Но не куришь.
– Нет.
– Почему?
– Потому что Кэт не хочет, чтобы я это делала.
– А Шмидт? С ним ты курила?
– Да. Ему нравилось смотреть, как я это делаю.
– Значит, ты успела привыкнуть.
– Наверное.
– Что значит «наверное»? Тебе хочется курить или нет?
– Кэт не хочет…
– К черту Кэт! Скажи мне, что чувствуешь ты?
– Я ничего не чувствую. Мне хорошо, когда хорошо моему хозяину.
– Черт, – вздыхаешь ты, смотришь на нее и понимаешь, что она не врет. – Я, пожалуй, выпью.
– Я могу принести. Чего ты хочешь? Шмидт научил меня неплохо смешивать напитки.
– А на заводе, или где там вас собирают, тебя не могли научить этому?
– Нас не собирают. Мы развиваемся точно так же, как и вы, только наши клетки делятся в несколько раз быстрее.
– Сколько же тебе сейчас лет?
– Биологически четыре, но согласно поправке о копирах почти шестнадцать.
– Это тебе тоже Шмидт рассказал?
– Да.
– Представляю, чему еще он тебя научил.
– Ты хочешь, чтобы я рассказала об этом?
– Нет.
– Кэт сказала, что тебе такие штучки придутся по вкусу.
– Так это она послала тебя сюда?
– Да. Хочешь, я станцую? Шмидт говорил…
– К черту Шмидта! Иди лучше сделай мне выпить.
Затуши сигарету и прикури новую. Скажи:
– Это еще хуже, чем азиатка без глаз!
А Диана стоит рядом и говорит, что не знает, как сделать этот напиток. И мост Чинват становится все уже и уже. Все уже и уже…
* * *
– Тебе не понравился мой подарок? – спрашивает утром Кэт.
– Избавь меня от таких подарков, – говоришь ты, наливая себе кофе.
– Копиры такие же люди, как мы, Ян.
– Да. Только с мозгами как у курицы.
– Они такие, какими их сделаем мы. Тебе никогда не хотелось создать кого-нибудь по своему образу и подобию?
– Хочешь сказать, она похожа на тебя?
– Нет. У нее было слишком много хозяев, поэтому она такая. Но если бы она принадлежала только мне, то я, наверное, сделала бы из нее лесбиянку.
– Ты не лесбиянка.
– Зато представь, как было бы забавно! – смеется Кэт, а ты смотришь на нее, и тебе не смешно. Совсем не смешно.
* * *
Ты выходишь из дома, и желтый аэрокэб уже дожидается внизу. Заберись на заднее сиденье. Слышишь, по радио крутят забытый хит:
Боли нет, ты отступаешь в прошлое.
Далекий корабль, туман на горизонте.
Ты всего лишь преодолеваешь волны,
Твои губы шевелятся, но я не слышу, что ты говоришь.
Когда я был ребенком, я болел лихорадкой,
Собственные руки казались двумя воздушными шариками.
Теперь, когда я снова испытываю это,
Я не могу объяснить, ты не поймешь.
Это не я,
Я онемел, и мне это нравится…
Аэрокэб взмывает в небо, и тебе уже на все наплевать. Ты хочешь, чтобы тебе было на все наплевать. А сестра звонит и говорит, что ты должен вернуться. И прощай тишина и горы…
* * *
Легкий, как воздух, розовый шарф из чистейшего шелка – вот все, что осталось от Дианы. Кэт плачет, закрывая руками лицо.
– Она была моим единственным другом, Ян! Моим единственным другом! – черная тушь течет по щекам. – Почему она ушла? Почему?
– Выпей, – говоришь ты, наливаешь в стакан водку и разбавляешь водой.
– Я не хочу!
– Просто сделай это! – кричишь ты, устав от стенаний.
Кэт смотрит на тебя и бессильно протягивает руку за стаканом.
– Это не поможет, – говорит она, шмыгая носом, но пьет. – Помоги мне найти ее, Ян!
Ты молчишь.
– Скажи, что поможешь! – и снова слезы, но на этот раз не в ладони. Они пачкают розовый шарф, оставляют на нем следы туши, крема и губной помады.
– Я ничего не знаю о копирах, – говоришь ты. – Куда она могла пойти?
– Откуда мне знать! – кричит Кэт.
– Могла она вернуться к Шмидту?
– Не знаю!
– Так позвони ему и спроси.
– Я не могу.
– Что значит не можешь?
– Мы же с ним расстались! Забыл?! Если я позвоню ему, то он может подумать черт знает что!
– Ты хочешь найти Диану или нет?
– Да, но не такой ценой.
– Тогда я ухожу, – говоришь ты.
– Нет! – кричит Кэт и тянет к тебе руки, словно ты единственная надежда, которая у нее осталась в этом мире. – Не уходи. Я сделаю, все, что ты скажешь, только, пожалуйста, не уходи!
* * *
Частному транспорту запрещено использовать аэродвигатели в пределах города, но вам некуда торопиться. Вы с Кэт колесите по бесконечным улицам Акрида в поисках светловолосой девушки в легком осеннем плаще кремового цвета. Сестра слушает «Где ты спала прошлую ночь?» и плачет.
– Сейчас это моя любимая песня, – говорит она. Ты молчишь. За окном кружится редкий снег. И песня сестры, которая стала вдруг ее любимой, играет и играет по кругу:
Моя девочка, моя девочка, не лги мне,
Скажи мне, где ты спала вчера ночью?
Там, где сосны, там, где сосны,
Где никогда не светило солнце,
Я буду дрожать всю ночь.
Моя девочка, моя девочка, куда ты пойдешь?
Я собираюсь туда, где дует холодный ветер,
Туда, где сосны, туда, где сосны,
Где никогда не светило солнце,
Я буду дрожать там всю ночь…
Старый лифт поднимает тебя на сорок седьмой этаж. Здесь все еще используются стальные тросы и электромоторы, гул которых ты слышишь сквозь шум свистящего ветра. Железные двери открываются. Где-то над головой раздается: «дзинь». Ты выходишь из лифта. Пахнет краской, бетоном и сигаретным дымом. Теперь дверь в квартиру Ульриха Шмидта. Черная, укрепленная железом с золотистым номером 5348. Звонка нет, и ты барабанишь в дверь кулаком. Никто не идет открывать. Никто не берет трубку. А Кэт плачет в своей комнате и прижимает к себе розовый шелковый платок Дианы как единственное, что у нее осталось.
– Вы друг Шмидта? – спрашивает женщина.
Ты оборачиваешься.
