Без сомнения, это был он — но это был совсем не тот дрожащий мальчишка, которого притащили ко мне утром солдаты. Сейчас он выглядел гораздо старше, а может быть, это пляшущий свет факела делал его таким. Не чувствовалось в нем не только страха, но даже мало-мальского волнения, словно он собирался говорить от имени огромной, несокрушимой силы. Что-то непривычное и странное светилось в его лице, я долго не мог понять что — и наконец понял: на лице этом не было теперь ни царапины. Мне стало не по себе.
— Я хотел бы сперва выяснить, что вы знаете, — сказал он мне. — То есть, о чем имеете представление. Чтобы объяснить доступно. Скажите, пожалуйста…
Это уже не лезло ни в какие ворота. Самое время врезать мерзавцу, но я этого, испытывая непривычную робость, не сделал. Лишь напомнил, весьма сдержанно, кто кого здесь допрашивает и кто чем при этом рискует.
Он вздохнул и задумался.
— Есть на свете несколько человек, — тихо сказал он, словно сказку начал. — Они строят замки. Но не обычные замки. Среди этих людей есть очень известные. Например, мой учитель, мастер Гэдан. Может быть, вам приходилось слышать…
Мне не приходилось слышать. Он помолчал, и вдруг его осенило:
— Но о Черном Храме вы должны знать. О нем все знают.
Еще бы. Мой дед погиб там вместе с королем Югхом и половиной Объединенной Армии. Этим закончилась история войн за Порубежье — воевать стало некому, да и не нужны никому стали эти проклятые ничейные горы после такого.
— Как вы думаете, сколько человек защищало Черный Храм? — Он выдержал длинную паузу.
— Ну? — спросил я.
— Двое.
Насладясь моим удивлением, он продолжил:
— Можно сказать, Черный Храм сам себя защищал. Это одно из свойств любого сооружения, выстроенного на своем месте. Видите ли, каждая постройка должна быть поставлена там, где ее задумал Господь Бог. Замкам, крепостям и храмам отведены особенные места на земле. Мы находим такие места и помогаем людям строить по всем правилам. Вы понимаете меня?
— Ври дальше, затейник, — отозвался я, но издевка получилась неубедительной.
— Замковые места — редкостная и чудесная вещь. Издалека это особый звук, может быть, волны ветра, разбивающиеся о твердыню. Но слышно, разумеется, и в полном безветрии. Даже в самые тихие, безмолвные ночи. А вблизи видны прозрачные очертания — порой отчетливые, порой размытые. Иногда я не вижу ничего и только чувствую кожей, проходя сквозь невидимые стены, особую густоту пространства. Некоторые полагают, что невидимые замки — постройки другого мира, существующего одновременно с нашим, и это двойное бытие делает их вечными и несокрушимыми. Нужно только, чтобы строящийся замок совпадал с невидимым во всех деталях. Но для меня, как и для мастера Гэдана, замковое место — не что иное, как мысль. Ясная, ощутимая и очевидная. Некий замысел, для осуществления которого необходимы люди. Люди живут на свете для того, чтобы выполнять задуманное Богом, — так говорил мой учитель. Все замки Порубежья построены по этому закону. Поэтому Порубежье до сих пор никем не завоевано и никогда завоевано не будет.
Он говорил не торопясь и уже не пускался в труднопереводимую антарскую поэтику, но такими странно манящими были его слова, что я растерялся, не зная, что и думать, с большим трудом сохраняя непроницаемое выражение лица.
— Люди, правда, несколько подзабыли свое предназначение. Способностью строить обладают теперь всего несколько человек на свете… Вернее, способностью видеть. Чувствовать. Нет, люди, конечно, стараются в меру сил: почти на каждом замковом месте стоит какая-нибудь постройка. Неправильная, разумеется.
Он склонился над своим чертежом, и в его руке появился уголек.
— Например, — сказал он и начертил что-то угловатое, косо налезающее на белые линии. — Так выглядит ваша крепость, упустившая шанс стать великолепным неприступным замком. Строили ее, скорее всего, в эпоху Великих Завоеваний и страшно торопились, к сожалению. Мне кажется, будь у зодчего время подумать, он создал бы нечто более соответствующее оригиналу. Они пересекаются, видите, здесь и здесь. Кстати, одна из стен проходит прямо сквозь эту камеру. Вон я очертил ее. Можете встать туда — не исключено, что почувствуете что-нибудь и наконец поверите мне. У вас вид человека, который может…
Я был уже у черты. Надо сказать, переступил я ее с некоторой опаской. Но ничего особенного не произошло.
— Черт тебя задери, сволочь хлипкая, — сказал я, вскипая, и вдруг услышал далекий подземный гул и ощутил под ногами огромную глубину, прямо-таки бездну.
Там, далеко внизу, что-то ворочалось и глухо грохотало. Что-то темное и очень опасное. Оно приближалось и росло, грохот становился все сильнее, и вдруг меня ударило и подбросило. Я захлебнулся воздухом. Невидимый поток с ревом рвался из земли прямо сквозь меня. Я закричал и рванулся за черту, но это снова была битва, и меня несло волной отступающей конницы, и вопили кругом, что Рыжий ударил с фланга и что нам конец, а я все пытался повернуть коня, еще не веря, что не смогу никого остановить. «Назад, назад, негодяи!» — хрипел я, рубя своих и чужих, но меня все дальше относило от места, где под ненавистным знаменем сверкали на солнце княжеские доспехи. И внезапно, почти невидимый со стороны солнца, взлетел надо мной чей-то меч, и глаза застлало густым и багровым.
Потом была холодная ладонь мастера у меня на лбу и его тихий голос, повторявший, что все прошло и все хорошо. Я отбросил его руку и сел.
— Что это было? — сипло спросил я.
— Стена, — просто ответил он и, как бы извиняясь, добавил: — Честно говоря, не думал, что на вас это так подействует.
— Надо было думать. Плохо тебя учил твой… этот…
— Гэдан? Он сказал, что я родился мастером и учить меня не надо. Так бывает. Я просто ходил с ним какое-то время, потом он меня отпустил от себя. Это мой первый замок, но я думаю, что справлюсь. Черный Храм тоже был первым у мастера Гэдана.
Я сидел на полу, голова гудела как с похмелья, а он говорил еще что-то, и лицо его опять сияло. Время от времени все расплывалось у меня перед глазами — и я погружался в неприятную тишину.
— …Так что выбирайте. Или у вас будет абсолютная твердыня, где каждая деталь расположена в единственно возможной точке пространства, или вы выполните свою давешнюю угрозу и убьете меня. Вы ведь принимаете меня за шпиона, если не ошибаюсь?
Я поднялся и, пошатываясь, утвердился на ногах. Не сомневаясь в моем выборе, он простер худую руку над чертежом:
— Взгляните. Западная башня вашей крепости поставлена верно. Полагаю, это было внезапное и, к сожалению, мимолетное озарение неизвестного зодчего. Ее мы переделывать не будем, разве что какие-нибудь мелочи… Все остальное никуда не годится. Убрать это будет легко, вы, наверное, заметили: крепость сама рушится… Замковое место всегда избавляется от неправильных построек, в ход идут даже землетрясения, пожары и войны. Но чаще происходит так, как у вас, — быстрое, неостановимое разрушение… Вот здесь будет внутренний двор… Центральная башня… Стена двойная… Ворота.
