Они как раз подходят к крыльцу. Вестник поднимается по ступенькам и достает из кармана ключ.
«Сейчас мы зайдем внутрь, и я окажусь в плену», — думает Рита. А потом понимает, что должна бежать. Бежать, несмотря на больную ногу.
1
Внизу небольшая толпа: может быть, человек тридцать. Все стоят, задрав головы вверх, и глазеют. Из здания телеканала напротив через дорогу бежит оператор, камера уже у него на плече.
Кажется, никому не приходит в голову вызвать полицию, и только за минуту до того, как Виктор падает, полный высокий мужчина в короткой дубленке достает из кармана мобильник и набирает номер дежурного. Он начинает объясняться с диспетчером и испуганно замолкает: там, наверху, что-то происходит. Фигурки перемещаются. В какой-то момент одна сливается с другой, потом они разделяются, но это разделение выглядит очень странно, и мужчина в дубленке с запозданием понимает, что кто-то падает. Он делает шаг вперед и вытягивает руки, словно хочет поймать летящего, потом останавливается, глядя вверх, а руки все еще вытянуты, и в правой надрывается диспетчер:
— Алло! Что там у вас?! Вы будете говорить или нет?!
Мужчина в дубленке снова подносит трубку к уху.
— Да, — отвечает он. — У нас тут человек на крыше.
— И что он делает? — спрашивает диспетчер.
— Кажется, сейчас он висит в воздухе.
Диспетчер интересуется, в каком смысле — висит? Но мужчине в дубленке и самому интересно это узнать, а потому он просто называет адрес и нажимает «отбой».
Саша видит, как голова ее отца ударяет в лоб Черепаховой Кошке. Время растягивается и немного искажается. Все происходит медленно-медленно, и Саша уже не знает, видит ли она то, что происходит на самом деле, или просматривает шелковые платки.
Голова отца касается головы Черепаховой Кошки, и Саша думает, что вот сейчас Кошка не подведет — не должна подвести. Вот сейчас папа провалится в парящую в воздухе комнату и встанет рядом с рамой, на которой натянут белый шелк. Помашет ей рукой, чтобы не волновалась…
Но он проходит сквозь Кошку, будто она призрак. Или просто проекция: дрожащее изображение на белом полотне экрана.
— Папа! — кричит Саша, протягивая к нему руку, и сама едва не падает, но успевает удержаться на парапете. — Стой!
Он вдруг останавливается. В этот момент Саша слышит громкий хлопок, будто под ветром раскрылся парус. Черепаховая Кошка — эфемерное изображение — все еще колеблется в воздухе. По ней идут волны, словно по поверхности пруда, в который кто-то бросил камень.
И тогда Саша видит: то, что она все это время принимала за окно, на самом деле не что иное, как шелковый отрез, на котором нарисована мастерская, и только Черепаховая Кошка — изображение, наложенное поверх. Отец падает прямо на шелк и повисает там, покачиваясь, как в гамаке. Он выгнут в позвоночнике, ноги его в старых стоптанных ботинках торчат вверх, штанины задрались, обнажая худые волосатые ноги, руки пытаются опереться о ткань. Выходит не очень — и все-таки он жив и не падает.
В этом есть что-то странное и чуждое: чужая, вещественная магия. Саша словно заразилась ею от Славы. Она принимает новое умение как подарок, с благодарностью. Наклоняется вперед и ухватывает шелковый уголок, бьющийся по ветру. Изо всех сил дергает гамак, полагая, что отца так просто к себе не подтащить; дергает — и падает с парапета под крышу: шелковый парус скользит к ней так же легко, как игрушечная лодочка, которую тянут за нитку.
Отец падает с ней рядом. Он бледен, и губы его слегка шевелятся, но Саша даже не пытается уловить, что он говорит. Пока ей достаточно того, что он жив.
Шелковая ткань безжизненно повисает на парапете. Лежа на полу, Саша видит нарисованную на ней лампу и часть деревянной неошкуренной рамы для шелка.
Отец встает, протягивает руку и говорит:
— Пойдем отсюда поскорей. Наверняка кто-то вызвал полицию.
Саша встает, и они спускаются на первый этаж.
Когда они выходят из подъезда, их никто не видит, и Саша думает: как удачно, потому что именно сейчас ей больше всего хочется сделаться невидимкой. Она берет отца под руку, тесно прижимается к нему боком и с интересом вглядывается в лица зевак. Саше хочется угадать, кто действительно переживал, а кто стоял тут только из праздного любопытства.
В середине толпы она выхватывает взглядом совсем молоденькую нескладную девушку: она высокая и очень худая, а из-под шапки выбиваются ярко-рыжие волосы. Ее костлявые ноги с широкими коленками затянуты в оранжевые колготки, поверх которых надета короткая юбка. Девушка прячет руки в карманах куртки, сутулится и шмыгает носом. Саша почему-то знает, что ее зовут Лиза Тургенева. Она смутно припоминает, что видела ее имя на платках, связанных с отцом, которому эта девушка отчего-то важна. Но времени разбираться нет (Саша не понимает, откуда возникло ощущение, что у нее совсем мало времени), и она, отпустив руку отца, подходит и говорит:
— Не будь дурой, Лиза. Я тебя только об одном прошу: не будь дурой.
И отходит, сомневаясь, много ли пользы принесет такая терапия. А Лиза вздрагивает и изумленно смотрит ей вслед.
Отец догоняет ее, обнимает за плечи и спрашивает:
— Куда поедем? Домой?
Саша отвечает:
— Домой, — потому что очень хочет к маме. Думает: вдруг и с мамой произошла такая же чудовищная ошибка, как с отцом. Вдруг мама тоже ее любит. Саша хочет в это верить, но, желая убедиться, трусливо разворачивает платок. Там нарисовано, что мама не дома.
— Ей страшно, — шепчет Саша.
— Кому? — изумленно переспрашивает отец.
— Маме. Она не дома. Вокруг лес и много снега. Там кто-то ужасный, и маме очень хочется от него убежать.
И тут Саша набирает воздуха в грудь и кричит что есть силы:
— Беги!
Ее глаза полны слез, Виктору приходится придержать дочь за локоть, потому что ноги ее подгибаются.
На них оборачиваются, и он старается увести Сашу подальше от толпы, тем более что как раз в этот момент подъезжает полицейская машина.
— С чего ты взяла? — с тревогой спрашивает он по пути. Но понимает, что спросил глупость, потому что если его дочь смогла остановить падение с крыши, то ясновидение — вообще игрушки по сравнению с этим.
— Ты ее любишь? — спрашивает Саша. — Маму?
— Да, — не подумав, отвечает Виктор. Он твердо знает, что если бы подумал, то не сказал бы «да» так определенно. Начал бы сомневаться, взвешивать, но «да» вырывается будто само собой, словно вытянутое за суровую нитку.
— Это хорошо, — бросает Саша и идет к дороге: чуть в сторону от бело-синей полицейской машины, туда, где как раз паркуется такси. Это старый «шевроле» с номером 607. Виктор обгоняет ее на полшага и, наклоняясь к полуоткрытому окошку, спрашивает водителя:
