- Сейкап. Понятно, - кивнул, стараясь не смотреть на ее грудь. И не выдержал, схватил за края раскрытого ворота, к себе притянул. - Я его выкину. Заберу и выброшу к чертям сейкап твой!… Ты же сама как наркотик, голову сносишь… - голос сел.
Ее губы так близко, грудь пальцы почти касаются и чувствуют жар, исходящий от ее кожи, аромат дурмана от волос. Качнись, коснись - и не остановится.
- Помочь? Свечку там подержать или позу удобную посоветовать? - раздался ехидный голос с ноткой завистливого недовольства.
Семен дернулся, Витька увидел и выпустил ворот комбинезона Феи. Сложил руки на коленях, замком сцепив, чтобы не видно было, как дрожат. Уставился исподлобья на товарища:
- Иди куда шел.
Эя как почувствовала слабость от близости мужчины, паралич мыслей от пуха его и-цы, почти коснувшегося ее, так и осталась сидеть ресницами хлопая. И вроде все видела, а ничего не видит, и вроде слышит, а ничего не воспринимает.
Волосами тряхнула и тут прозрела - Виктора увидела и пушистую, молоденькую лису, к его поясу пристегнутую. Мертвую!
Лицо девушки исказила гримаса ужаса, недоверия и презрения:
- Ты убил айху? Редкое, милое животное?! - указала на зверька. - Что она тебе сделала, варвар?!
- Не нравится лисица? - удивился Виктор. Приподнял зверька, встряхнул: добрый мех.
Эйфию качнуло от такого обращение с убитой ауху, перед глазами потемнело.
- Уйди ты отсюда! - рявкнул на товарища Семен, увидев, что девушке опять плохо, успел ее удержать от падения.
- Надо же какие мы нежные, - скривился мужчина, в дом потопал. Девушка проследила за ним темным от ненависти и презрения взглядом, и отпихнула Семена, требуя отпустить ее:
- Монстры! Чудовища! - зашипела. - Не смей прикасаться ко мне раб! Дикарь! Никогда не зайду в этот дом! И я еще вкушала с вами пищу! У нас пираты помышляют этим недостойным делом, убивают лаугов, но из-за шкур! Есть специальные закрытые места разведения зверей с ценным мехом. Два в галактике! И нет никакого оправдания вашему действию! Превратить живое в мертвое, и мертвое употреблять в пищу! Дикари! А может, вам нужен мех?! Вы не умеете регулировать теплообмен своего организма?! Не в состоянии согревать свои тела другим способом, а лишь за счет чужой шкуры?! К вашему сведению, давно изобретена ткань с теплорегуляцией, поддерживающая оптимальную для организма температуру! Примитивы! - выкрикнула в лицо Семена, вне себя от горя и скорби за убитых животных.
- Ясно, мех ты не любишь и за шкурки себя не продашь. Уже легче, - сказал мужчина, выслушав пустую для него тираду. И задумался, как бы ему с охоты возвращаться так, чтобы Фея его добычу не видела. Такой реакции на себя какой получилась на Витька, он не хотел. Да и волнуется девочка, переживательная натура-то, ранимая, лишний раз ее беспокоить не надо, а то заклинит в неизвестную сторону в пылу эмоций, устроит себе и ему проблему. Вон как извелась из-за зверья, что хоть прощения проси, - хмыкнул.
Эйфия оскорбилась, углядев усмешку мужчины, приняла ее за равнодушие в теме и вскочив решительно направилась за ограду, в лес.
- Ты куда? - перехватил ее за локоть и тут же схлопотал пощечину. Мужчина дернулся от неожиданности, Фея сникла, оробев и испугавшись, даже побелела.
- Ничего, второй поцелуй, - улыбнулся ей натянуто, чтобы успокоить. Потер щеку. - Но первый горячей был.
- Извини, - прошептала, ругая себя. До чего она докатилась - ударить мужчину! Как ей в голову это пришло, как она посмела?! Даже раб не достоин подобного отношения! Провинился - накажи, но унижать достоинство не смей. Что же она творит? Началась деградация? От недостатка питания или из-за местного общества? Как не оправдывайся, оправдания ее поступку нет и, если Семен рассердится и накажет ее, будет прав. Оскорбить мужчину, потому что эмоции начали превалировать над разумом! Да она сама стала приматом! О, Модраш, прости свою крестницу!
- Прости, пожалуйста, - прильнула к Семену, начала щеку ему гладить, дуть словно он поранился. Мужчина недоуменно смотрел на нее чувствуя себя кретином и поражаясь девушке. Сначала отталкивает - теперь сама льнет, из-за всяких пустяков переживает. И взгляд испуганный, словно Семен ей в ответ плюху отвесит.
- Ладно тебе, не трону. Подумаешь, сорвалась, я ж понимаю. Сам не ангел, - косился на нее, на пальце что по щеке гладили, и нежно так, что Колмогорцев готов сотню таких "поцелуев" был вынести, лишь позже Фея вот так же крепко прильнула к нему, ласкала. А пальчики-то у нее нежнее и не встречал, до самой души одним прикосновением проникают. И губы вот они, и грудь…
Семен сам не понял что делает, сорвало с тормозов, и сила воли кончилась, как только подумал, что сейчас она отойдет, оставил его и опять только смотри на нее мучайся. Обнял ее к себе прижав, что не вырваться - хоть минуту да его. И подивился, что Фея хоть и побледнела, испугалась, начала отталкивать его, но как-то вяло, нерешительно. Подергается - замрет, опять вывернуться из его объятий попытается, и вновь замрет. А сама дрожит и видно, что от смущения сама не своя. Руки ему в грудь уперла, взгляд стыдливый, смятенный то на него, то в сторону. Девственница не меньше, и не то, что не целованная, ни разу не обнимавшаяся. И так явно, четко это проявилось, что не сыграть какой бы искусной актрисой не была.
Семена в жар бросило и сладко стало как в юности, когда впервые девчонку обнял, робея, дрожа от возбуждения, в щеку слюнявыми губами ткнулся. И гордость его тогда обуяла, что не оттолкнули, не обсмеяли в ответ на ухаживания. Мужиком себя почувствовал. И никогда после не возникало тоже ощущения чистоты первого порыва, ответного наивного и робкого движения колеблющегося меж "нет" и "да", "хочу" - "не могу". И сколько баб было, но так сладко и легко на душе не было. Только там, в юности, в памяти, что хранила эти дни, затаился сонм тех прекрасных и неповторимых чувств, которым не суждено было вернуться и напомнить о себе наяву, в реальности. Давно погрубело сердце, давно порывы стали разумными и четкими, и не было робости, когда обнимаешь, не возникало борьбы меж желанием и стыдливостью страхом быть отвергнутым и мечтой быть принятым. Он хотел - он брал, зная как, зная зачем, понимая кого.
А тут накрыло разом, что казалось, кануло, вырвалось наружу и как тогда чуть с ног не сшибло как в тот раз, первый, для всех - единственный. А у него вот второй и более бурный, яркий, может из-за опыта, из-за осознания себя уже кем-то? А может из-за Феи, что умудрилась при кажущейся порочности настолько чистой оказаться.
Семен ладонь к ее лицу потянул, втиснув одной рукой ее в себя, в страхе потерять. В надежде продлить наслаждение. Взгляд Феи заметался, задрожала, губы раскрыла:
