Аристотель Федорович одобрительно кивнул.
— Вы серьезный искатель, — сказал он. — Впрочем, с вами у меня никаких сомнений с первой минуты не было.
Он подошел к алькову между двумя фоторепродукциями и откинул закрывавший его багровый занавес.
Борис поднял глаза.
Перед ним стояла Кали.
Это была раскрашенная статуя в человеческий рост, с блестящими разноцветной эмалью глазами, зрачки которых глядели огненно и страшно. Одна из ее четырех рук держала настоящую дамасскую саблю с древним черным лезвием. В другой была мужская голова в надувшемся полиэтиленовом пакете — тоже настоящая, со смутно видной козлиной бородкой, пятнами разложения и отчетливо различимой серьгой в прижатом к полиэтилену ухе. На талии богини висел передник из человеческих рук, целомудренно скрытых рукавами рубашек, платьев и пиджаков — видны были только истлевшие до костей кисти, скрепленные тонкой золотой проволокой и стянутые кое-где полосками высохшей кожи. Эти подшитые к поясу разноцветные рукава придавали облику Кали что-то пестро-цыганское. И еще вокруг нее словно витала какая-то древнеиндийская пыль и копоть, — то, что в романтических источниках принято называть «ароматом веков».
Аристотель Федорович строго посмотрел на притихшего под взглядом богини Бориса.
— Теперь, юноша, осталась одна ритуальная формальность, и мы освободим вас от пут.
— Я готов, — сказал Борис.
Аристотель Федорович повернулся к изваянию и открыл резную шкатулку, стоящую у ног богини. В руках у него появилось блюдце, на которое он серебряными щипчиками переложил из шкатулки три небольших кусочка чего-то похожего на ярко-желтый мел.
— Я знаю! — воскликнул Борис.
— Что вы знаете, юноша? — спросил Аристотель Федорович снисходительно.
— Знаю, что это.
— И что же?
— Священный желтый сахар. Никому из профанов не известно, каков его состав, но говорят, что, один раз попробовав его, человек уже никогда не сойдет с пути служения Кали. Тхаги принимают его во время своих религиозных ритуалов.
— Вы очень осведомлены, — промурлыкал Аристотель Федорович, подходя к Борису. — Да, что-то вроде того. Всем по кусочку — вам, мне и Румали Мусаевне. Но сперва вы должны произнести специальную формулу, чтобы подарить себя богине. Беззаветно и от всего сердца, три раза подряд. Это крайне важный момент.
— Формула на санскрите? — озабоченно спросил Борис. — Или на хинди?
Аристотель Федорович улыбнулся.
— На русском. И очень простая: «дарю себя Кали».
Борис закрыл глаза и на его лице изобразилось молитвенное сосредоточение.
— Дарю себя Кали! Дарю себя Кали! Дарю себя Кали!
— Вот и славно, — сказал Аристотель Федорович, поднимая с блюдца кусочек сахара. — Ням…
Борис открыл рот, и желтый осколок упал ему на язык.
— Хорошо, — прошептал Аристотель Федорович.
Поставив блюдце рядом со шкатулкой, он молитвенно сложил руки у груди, воздел глаза к потолку и вдруг ухнул филином.
Тотчас же затаившаяся за спиной Бориса Румаль Мусаевна выхватила из-под жакета желтый промасленный платок и ловко, как сачок, накинула петлю Борису на шею.
Аристотель Федрович даже не посмотрел на корчащегося на стуле неофита. Он повернулся к изваянию, и, все так же держа сложенные руки у груди, тихо забормотал какое-то неразборчивое заклинание, в котором иногда повторялись созвучия, похожие то ли на «калинка-малинка», то ли на «калитка маленько». Он читал его довольно долго — пока не стих шум борьбы за спиной. Потом он поклонился богине и повернулся к Румали Мусаевне, уже снимавшей с шеи пучеглазого неподвижного Бориса свой платок.
— Понравился он ей, — заключил он, внимательно оглядев мертвеца. — Вишь, язык вывалил. Так всегда бывает, когда матушка рада.
Румаль Мусаевна кивнула в ответ.
— И все равно надо что-то менять, — сказал Аристотель Федорович. — С Нового Года всего второй. Слишком уж тихаримся.
— А что ты поменять хочешь?
— Ну хотя бы название. Вместо «Fancy Car» сделать «Фансигар», он правильно говорил.
— Может, сразу оперов в гости позовешь? — хмыкнула Румаль Мусаевна. — Не дури.
— Ну тогда… В английском есть слово «гар»?
Румаль Мусаевна задумалась. Потом отрицательно помотала головой.
— Есть во французском. Вокзал. Нам не подходит. Можно знаешь как… Можно, например, открыть сигарный клуб. Куда будут приходить выпить виски и выкурить сигару. А назвать «Fun cigar».
— Ой, — наморщился Аристотель Федорович. — Это ж сколько взяток платить… Сосчитать пальцев не хватит. И кредита сейчас не дадут. Даже под откат.
— Да, тяжело, — согласилась Румаль Мусаевна. — Ну а зачем тогда что-то менять? Ведь приходят пока.
— Раньше насколько чаще ходили, — вздохнул Аристотель Федорович. — А теперь… Иногда, знаешь, ловлю себя на том, что уже всякую надежду потерял. Просыпаюсь рано утром, когда метель воет, и думаю — так мы и сдохнем в этой снежной пустыне…
Румаль Мусаевна ободряюще потрепала его по плечу.
— Ну, ну, не хандри. Просто время такое бездуховное. Кали Юга…
— Слушай, а может так и назовем — Кали Юга? Откроемся где-нибудь к югу от окружной…
— Не дури, — сказала Румаль Мусаевна. — Засмеют. И потом, оккультный элемент попрет. Сейчас хотя бы случайных гостей не бывает.
— Это верно, — согласился Аристотель Федорович и еще раз вздохнул — уже легче, успокаиваясь. — Ну что тогда… Давай хоть башку поменяем.
Он поднял блюдечко с алтаря и подошел к Румали Мусаевне. Печально переглянувшись, они положили в рот по кусочку желтого сахара и повернулись лицами на восток.
Отель хороших воплощений
Святочный рассказ
— Быть или не быть?
Кажется, следовало ответить — хотя и не особенно хотелось.
— Ну, быть…
Что-то изменилось, и вокруг стало темно. Вернее, стало понятно, что вокруг темно, а как было раньше, уже трудно было вспомнить.
— Это правильный выбор. Добро пожаловать в Бытие.
— Кто ты?
— Ангел новой жизни.
— А кто я?
— Ты — моя прекрасная дама.
— Кто-кто?
Ангел засмеялся.
— Ты Маша. Это твое имя в человеческом рождении. Оно еще впереди, но ты можешь думать и чувствовать как люди уже сейчас. С моей помощью ты в состоянии понимать слова и складывать их в мысли. Потом, когда ты родишься, ты научишься делать это сама.
Маша некоторое время переживала тот факт, что она теперь Маша и может думать как люди, но особо ярких или интересных эмоций это не вызвало. Поэтому она перенесла внимание на ангела. О нем уже можно было сделать некоторые выводы.
