Ангел засмеялся.
— Если бы ты чуть поторопилась, я со временем стал бы твоим умом. Теперь все сложнее.
— Не говори загадками, — сказала Маша. — Я и так почти ничего не понимаю.
— Только что я хотел родиться женщиной по имени Маша, но в последний момент передумал.
— Почему? — спросила Маша.
— Потому что тебе стало тошно. И я не вижу в этом ничего удивительного. Подняться на комке ссаных тряпок и ехать рождаться в Лос-Анджелес, чтобы потом ходить с птичьим говном в голове… И радовать светлые умы, вгрызающиеся в наномир и друг в друга… Юмор в этом, конечно, есть, но довольно инфернальный. Вот та зеленая звездочка, где была река, лодка и лето, намного интересней.
— Подожди, — сказала Маша. — Если все мои мысли думаешь ты, кто тогда я?
— Ты просто форма, которую я хотел принять. Но теперь эта возможность упущена.
— Это правда, что ты создал меня своими рогами?
— В некотором роде, — сказал ангел и усмехнулся.
— А как ты это делаешь?
— Один мой рог спрашивает у другого, быть или не быть. Когда другой рог отвечает «быть», я надеваю на него слово «Маша» или какое-нибудь другое имя. А на первый рог я надеваю священные бусы, из которых возникает видимость мира. Потом я смотрю на оба этих рога небесным глазом в хвосте — и начинаю верить, что это Маша смотрит на мир, а не я смотрю на мир и Машу. Если вовремя подбросить эту зародившуюся во мне уверенность в женскую матку, рождается мое новое воплощение. Вот и все. Можешь считать, что человеческая жизнь — просто разряд тока между моими рогами.
— А зачем ты меня создал?
— Ты — это дом моей мечты, — ответил ангел. — Жизненное пространство, где я могу самозабвенно думать.
— И каждый раз ты придумываешь весь мир заново?
— В этом нет нужды. Он уже придуман — буквы складываются в него сами. Достаточно создать фальшивую Машу, которая будет считать, что это она его видит.
— Что теперь со мною будет? — спросила Маша.
— Полагаю, я вот-вот тебя забуду.
— Но ведь это жестоко.
— По отношению к чему? К рогам или хвосту?
— По отношению ко мне, — сказала Маша печально.
Ангел грустно усмехнулся и качнул головой.
Маша заметила, что его лицо опять стало юным и светлым, из рук исчезло оружие, а крылья за спиной сделались ослепительно-белыми. Странный золотой полумесяц над его головой уже не казался рогами.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал ангел. — Знаю, потому что чувствую это сам. Но ты заблуждаешься, поверь. Это вовсе не жестоко. Хотя, конечно, тут бесполезно объяснять.
— Я исчезну, а ты останешься?
— Нет, — сказал ангел. — Мы просто перестанем отражаться в бутылке.
— И мы больше никогда не встретимся?
Ангел улыбнулся.
— Отчего же, — сказал он. — Мы еще много раз встретимся. Но мы будем другими — и ты, и я.
Он распрямил все шесть своих крыльев и стал похож на сосредоточенную снежинку огромных размеров.
Маша опять заметила вокруг разноцветные огни — но она больше не хотела на них смотреть. Ее внимание притянул глаз, горящий в хвосте ангела. Она уже поняла, что сейчас будет, и это действительно оказалось совсем не страшно.
Небесный глаз раскрылся огненным цветком. Маша почувствовала, что ее уносит в него, как уносило перед этим в сверкающие точки на созданной ангелом сфере.
На миг она снова увидела гостиничный номер, где вспотевший лыжник отплясывал с двумя хохочущими девушками у камина, и поняла, что просыпается от сна, который так и не успела увидеть. Последним, что она различила, была стоящая на столе банка с нарисованным на боку ананасом — Маша подумала, что никогда теперь не узнает, какой вкус у воды внутри. Но там, куда она просыпалась, додумать эту мысль было уже нельзя.
В последний раз взмахнув шестью своими крыльями, она перестала быть сначала Машей, потом вечеринкой в гостиничном номере, потом плоским бутылочным дном, в котором отражался ангел — а потом и самим ангелом тоже.
Рассыпалась угасающими искрами карта зависти, остановились подъемники, перестало пузыриться шампанское в бокалах и померкли елочные шары. А когда закрылся горящий алмазным огнем небесный глаз, исчезло черно-синее пространство, в котором только что висел ангел — и все снова стало тем, чем было и будет всегда.
Операция «Горящий куст».
Я маленький еврей, написавший Библию.
Ибо я Господь твой Бог!
Долина тьмы и путь праведных.
Прости, отче, ибо я согрешил.
С. Левитан приводит типичные темы проповедей в средней американской церкви. — Прим. ред.
Вот как Деньги выглядят сейчас.
Огонь по своим.
Своб О. Д. А. многоцелевой воздушный беспилотный дрон «Освободитель».
Свободная цифровая операционная матрица.
Алан Гринспен и Бен Бернанке — председатели федеральной резервной системы США. Бильдербергская группа — клуб влиятельных политиков и финансистов.
Shortselling — вид биржевой спекуляции, ведущий к резким скачкам курсов акций и валют.
Большая раздача.
Слим Шэди пьет негритянскую мочу. Слим Шэди — лирический герой белого американского рэппера Эминема.
Я пустил стрелу в небо, она упала наземь, я не знаю где. Из стихотворения Лонгфелло «The Arrow and the Song».
Это предложение труднопереводимо. Возможно, Аль-Эфесби употребляет сленг, имеющий отношение к игре на форексе. — Прим. перевод.
Поэтическая несправедливость.
Первая благородная истина буддизма: жизнь неотделима от страдания.
Последний день жизни.