А что, если соединение прервалось? Хочу я спросить. Например, когда твоя дочь умерла?
- А если больше некому передать линии, - он словно услышал меня, - ты делаешь так. – Он поднимается и ударяет руками по стене из песчаника над своей головой. Я представляю, как десятки крохотных трещин расползаются во все стороны из точки удара. – Соединяешься с чем-нибудь.
- Но Каньону на это наплевать, - говорю я ему. – И ущельям тоже.
- Да, - соглашается Хантер. – Но зато мы по-прежнему соединены.
- Я прихватила вот это, - говорю я Хантеру, залезая в свою сумку и чувствуя внезапную робость. – Подумала, может, тебе захочется почитать.
Это страница со стихотворением, строчку из которого он написал на могиле Сары. То самое, где «когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов». Я вырвала ее из книги.
Хантер берет листок и громко декламирует:
Как звезды падали, Как снег
Как ворох лепестков,
Когда июньский ветер рвет
Их пальцами с цветов…
Он останавливается.
- Это похоже на то, что происходило с нами в деревнях, - произносит Элай. – Люди умирали так же. Как звезды падали.
Кай опускает голову на руки.
Хантер снова читает.
Они лежат в густой траве -
И их не увидать -
Но Бог в свой бесконечный лист
Всех сможет записать.
- Некоторые из нас верили, что когда-нибудь у них будет еще одна жизнь, - произносит он. – Кэтрин верила, и Сара тоже.
- Но ты не веришь, - говорит Инди.
- Не верил, - поправляет ее Хантер. – Но Саре об этом не говорил. Как бы я мог лишить ее веры в это? Она была для меня всем, – он шумно сглатывает. – Я держал ее на руках каждый вечер, когда она засыпала, и так на протяжении всех лет ее недолгой жизни. – Слезы снова бегут по его щекам, как и тогда, в пещере-библиотеке, и он снова не замечает их.
- Мне приходилось отодвигаться мало-помалу, - продолжает Хантер. – Я поднимал руку. Отрывал лицо от местечка на ее шее, где прятал его; отстранялся, так что мое дыхание больше не взъерошивало ее волосы. Движение за движением я делал это так тихо, что она даже не знала, что меня больше нет рядом. Я провожал ее в ночь.
- В Каверне я думал, что разобью все пробирки и умру в темноте. Но я не смог.
Он снова переводит взгляд на страницу и читает строчку, которую посвятил дочери. - Когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов, - почти напевая, проговаривает он, его голос печален и тих. Затем Хантер встает, засовывая листок в свой рюкзак. – Я посмотрю, что там с дождем, - и выходит наружу.
К тому времени, как Хантер возвращается в пещеру, все, кроме нас с Каем, уже спят. Я слушаю дыхание Кая, лежащего за Элаем. Здесь все так тесно прижаты друг к другу, что мне не составило бы труда протянуть руку и коснуться Кая, но я сдерживаюсь. Как странно, мы путешествуем вместе, и в то же время так далеки друг от друга. Я никак не могу забыть, что он натворил. И что натворила я. Ну, зачем я сортировала его тогда?
Я слышу, как Хантер устраивается напротив выхода, и думаю, лучше бы я не давала ему этот стих. Я не хотела причинить ему боль.
Если бы я умерла здесь, и было кому нацарапать эпитафию для меня на стене этой пещеры, я бы не знала, что хотела, чтобы он написал.
А что бы выбрал дедушка для своей эпитафии?
Не уходи безропотно во тьму
Или
Я надеюсь столкнуться лицом к лицу с Лоцманом у руля
Дедушка, который знал меня лучше, чем кто-либо еще, стал для меня загадкой.
И Кай тоже.
Неожиданно, я вспоминаю тот эпизод в кинотеатре, когда он изливал всю свою боль, о которой мы и понятия не имели, и когда мы смеялись, он плакал.
Я прикрываю глаза. Я люблю Кая. Но не понимаю его. Он не позволяет мне приблизиться к нему. Да, я тоже наделала кучу ошибок, но я так устала, преследуя его по всем ущельям, по равнинам, протягивая ему руку несколько раз, лишь бы принял ее. Возможно, именно это и является истинной причиной того, что он Отклоненный. Возможно, даже Общество не сумело предугадать его поступки.
Кто поставил лицо Кая на первое место в базе данных для подбора пар? Моя чиновница лгала, говоря, что она знала об этом. Но я решила, что теперь это не имеет никакого значения – я выбрала любить его, я выбрала найти его – но вопросы снова лезут в голову.
Кто мог это сделать? Я уже подумала на Патрика. На Аиду.
И вдруг другая мысль возникает, самая поразительная, неправдоподобная, но вполне возможная: мог ли это быть сам Кай?
Я понятия не имею, как бы ему удалось такое провернуть, но я ведь также не знаю, как Ксандер смог засунуть свои сообщения во внутренние отделения таблеток. Любовь делает невероятное правдоподобным и вполне осуществимым. Я пытаюсь вспомнить, что говорил Кай в Городке, когда мы общались на тему базы данных и той ошибки. Разве не сказал он, что неважно, кто вписал туда его имя, пока я буду продолжать любить его?
Я до сих пор не знаю всю историю его жизни.
Может быть, утаивание некоторых фактов из истории удерживает нас в безопасности. А полное знание ощущается как нечто слишком большое, чтобы вынести, будь это история об Обществе или о Восстании, или просто о каком-то человеке.
Не это ли чувствует Кай? Что никому не нужно знание целого? Что его правда – слишком тяжелая ноша?
Все остальные спят.
Если бы я собирался убежать, то сейчас самое время для этого.
Однажды Кассия сказала мне, что хотела сочинить для меня стихотворение. Написала ли она когда-нибудь хотя бы начало? А какие слова использовала для концовки?
Перед тем, как уснуть, она плакала. Я протянул руку и дотронулся до кончиков ее волос. Она ничего не заметила. Я не знал, как поступить. Слушать, как она плачет, было больно. Я почувствовал, как слезы текут и по моему лицу. А когда я случайно задел рукой лицо Элая, оно оказалось мокрым от слез. Мы все были просто раздавлены горем. Таким же глубоким, как стены ущелья.
Я постоянно видел своих родителей целующимися. Помню однажды, как отец только что вернулся домой из ущелий. Мама стояла, занимаясь рисованием. Он обнял ее, а она рассмеялась и прочертила полоску воды на его щеке, оставив блестящий след. Когда они поцеловались, мама обвила его руками, и кисточка упала на землю.
Отец поступил очень правильно, отправив ту страничку Маркхемам. Если бы он этого не сделал, Патрик мог бы никогда не узнать об архивистах, и не смог бы подсказать мне, как связаться с ними в Ории. И мы бы ни за что не получили тот старый скрайб, а я не научился сортировать и торговаться. И я не подарил бы Кассии то стихотворение на ее день рождения.
