Тревожно… ох, тревожно.
Вдобавок полчаса назад Баг поговорил по телефону со Стасей: голос девушки звучал бодро и весело, но Багу – может, по мнительности, а может, и просто от усталости – послышались в нем хорошо скрытые обиженные нотки. На душе стало еще неспокойнее, Стасю обижать он никак не хотел, никак. Стася – это… Да.
Вечер обнял Александрию – уже зажглись фонари. Окруженный высокой стеной, Храм Света Будды величественно возвышался над соседними невысокими домами, искусно подсвеченный снизу неяркими, но многочисленными светильниками.
Баг остановил цзипучэ поодаль, у ровной полосы аккуратно стриженных кустов, вторым кольцом опоясывавших храм, и некоторое время, глядя на величаво плывущую во мраке светлую громаду, сидел за рулем бездумно: читал про себя «Алмазную сутру» и изгонял из души суетные земные чувства и волнения уходящего дня. Он успокоил дыхание, очистил мысли; постепенно умиротворяющий покой снизошел на него. Баг был готов.
Он положил меч на заднее сиденье, рядом со свернувшимся в клубок Судьей Ди – кот шевельнул ухом; потом открыл дверцу и вышел из повозки. Вдохнул сладкий вечерний воздух полной грудью. И направился к открытой калитке во вратах.
– Драгоценный преждерожденный Лобо! – услышал он тут тихий, почтительный зов сзади.
Обернулся.
Из тени ближайших кустов вышел на свет сюцай Елюй – в темном, аккуратном халате, укороченной шапке с простой нефритовой шпилькой; лицо строгое, одухотворенное.
– Сюцай! – слегка удивился Баг. – Как вы здесь?
– Я хотел просить драгоценного преждерожденного Лобо о милости, – приближаясь с низким поклоном, молвил Елюй.
– Быть может, это подождет до завтра?
– О да, драгоценный преждерожденный Лобо, это могло бы подождать до завтра, и если то, о чем я хочу осмелиться просить, обременительно, я немедленно вас покину! – Елюй смотрел на Бага умоляюще, и тот смягчился.
– Хорошо, говорите. Но только, если возможно, – короче. Извините, меня ждут. – Баг кивнул на храм.
– Я и хотел просить об этом… – Сюцай снова, прижав руки к груди, поклонился. – Я хотел просить драгоценного преждерожденного замолвить за меня слово, дабы и мне было позволено посещать этот храм.
– Право же, сюцай, вы меня удивляете! – улыбнулся Баг. – Вход в Храм Света Будды открыт для всех. Идите – и да войдёте! – И он широким жестом указал на распахнутую калитку, в коей поблескивала неподвижная лысая голова послушника Сяо-бяня.
– Спасибо вам, спасибо, драгоценный преждерожденный Лобо! – Сюцай пристроился рядом. – Вы так много для меня делаете!
– Совершенно не за что меня благодарить. – Баг усилием воли подавил растущее раздражение, вызванное этой бессмысленной лестью; мирские чувства на пороге храма были неуместны. «Нашел время!» – с неудовольствием подумал Баг.
Они подошли к калитке. Сюцай почтительно пропустил Бага вперед. Сяо-бянь уже куда-то делся. Пустынная дорожка, посыпанная ровным красным песком, вела к внутренним вратам.
Высокие кусты по обе стороны, казалось, почтительно замерли.
– Ну как же, – донесся из-за спины голос сюцая. – Мне очень есть за что вас благодарить, драгоценный преждерожденный Лобо. И я хочу попросить вас еще об одном одолжении…
Баг вопросительно обернулся.
Сюцай стоял перед ним серой тенью, правая рука за пазухой халата. В сумраке аллеи глаза его как-то лихорадочно блестели.
«Что за оказия… » – пронеслось в голове удивленного человекоохранителя, а сюцай продолжал:
– Нижайше передаю вам просьбу Великого Прозреца: отдайте книгу! Она не принадлежит вам. – Сюцай смотрел на Бага в упор. Баг с некоторым отстраненным удивлением заметил, что глаза у Елюя сделались какие-то ненормально большие.
– О чем вы, сюцай? – спросил Баг. – Какая книга? Какой… э… прозрец? Вы что, перезанимались? Возьмите себя в руки: мы в храме.
– Отдайте книгу! Святую книгу! – повысил голос Елюй: казалось, окружавшие их кусты вздрогнули от неожиданности. – Великий Прозрец настоятельно просит! – Он сделал к Багу шаг. – Беда, беда для всех русских духом! Да не узрят инородцы святых страниц!
– Стоп! – Ощущая приближение смутной догадки, Баг выставил перед собой ладонь. – Говорите по существу. Какую книгу?
– Святую книгу, – делая еще шаг, отвечал сюцай, – святую книгу о геройском походе русского князя Игоря, откуда есть пошли все прочие Игоревичи!
У Бага внутри все оборвалось.
«И этот – тоже! – понял он. – Не с другом он выпивал, а под пиявкой корчился!»
Баг не смог бы объяснить, почему он полагает, что человек под пиявкой обязательно должен мучиться и корчиться. Просто само кусание и кровососание казались ему столь отвратительными, а результаты их – столь пагубными, что сама собою перед его мысленным взором представала ужасающая картина, сродни картинам западного варвара Босха…
– Вот что, сюцай… Вы это прекратите, – внушительно сказал Баг. – Книгу я вам не отдам, она – вещественное доказательство по делу о вопиющем человековредительстве. А уж коль скоро вы завели об этом разговор, в этой связи у меня к вам будет ряд вопросов…
– А-а-а! – страшным голосом вскричал тут сюцай Елюй, и глаза его бешено выпучились. – А! Не хочешь?! Отказываешься?! Похотел присвоить святую книгу и надругаться над нею злобно?! Не бывать тому! – И с этими словами он выхватил из-за пазухи прямой нож в локоть длиною, остро сверкнувший в свете выглянувшей из облаков луны. – Тогда я покараю тебя, пособник инородцев духом! Себе чести, а князю – славы!!!
И, видимо, не желая, чтобы слова расходились с делом, сюцай безо всякого промедления, выставив перед собой нож, кинулся на Бага.
Но не сумел покарать: рыжая молния метнулась у Елюя под ногами, и он, запнувшись, со всего размаху грянулся оземь – Баг, примерившийся выбить половчее нож и падения сюцая никак не ожидавший, еле успел увернуться в сторону; нож глухо шлепнулся рядом.
– Ах-х-х-х… – глухо, в песок проскрежетал сюцай, выбросив руку к ножу.
Баг споро наступил ему на запястье. Из кустов высунулся Судья Ди – уши прижаты, шерсть дыбом; зашипел.
Сюцай, невероятно изогнувшись, выдернул руку из-под его сапога и молниеносно вскочил: нос расквашен, по губам уже течет темная кровь, на белом лице безумные, вытаращенные глаза; выдернул из шапки шпильку и с все тем же жутким криком вновь бросился на Бага.
Баг некоторое время блокировал его удары, уходя от нефритового жала. Сюцай казался неутомимым и по сравнению с тем, каким он был месяц назад, по мастерству стал просто ниндзей каким-то – он бросался на Бага вновь и вновь, и тот в конце концов был вынужден ответить жестким ударом в грудь, который поверг сюцая на песок дорожки. Но только на мгновение: Елюй тут же снова, как резиновый, вскочил и, размахивая своим оружием, прыгнул на Лобо.
