— Тхоланский на три четверти?
— Превосходный выбор! Как смотрите на то, чтобы сократить паузы на четверть и восьмую?
— Я бы предпочел две четверти, но вы правы, господин Че, две четверти не потянут наши зрители.
— Что ж, — улыбнулся Че, наслаждаясь моментом истины, ведь о таком совпадении мнений он и не мечтал, — надеюсь, красавица Цсоа найдет время взглянуть на наш танец.
Что ж, по-видимому, она нашла время, и не одна она…
* * *
Когда песня завершилась, и настала тишина, предшествующая овации, Че, очнувшийся от «грез, навеянных дикой кровью», внезапно осознал, что в мире, который он покинул, чтобы всецело «отдаться потоку», за краткое время его отсутствия произошли весьма многозначительные изменения. В атмосфере под Хрустальными сводами. Во взглядах, устремленных на Че и Ё. В движениях губ и в позах присутствующих. Даже в запахах и яркости света…
«Моление о любви» — невероятно сложный и изысканно красивый танец. И, «пропев» его в этот день под Хрустальными сводами, Че и Ё навсегда вошли в историю, потому что, если божественная Цсоа, и в самом деле, нашла время бросить на них свой пресыщенный взгляд, ей, верно, пришлось кончать до тех пор, пока они не остановились.
«Мы подарили ей невероятное наслаждение!» — скромничать было бы неправильно, ведь такое чудо, какое создали они с Ё, случается, если случается вообще, лишь однажды в жизни.
«Или один раз за эпоху… Как знать!»
Вторая перемена, которую осознал Че, переживая момент возвращения в обыденность, была опять-таки связана с Его Светлостью Ё. Ё-Джойю, Сероглазый Ё перестал быть приятным знакомцем, став первым и, вероятно, единственным другом Че.
«Второй после Ши, — уточнил господин Че, в любом деле предпочитавший определенность, — но Ши женщина, и это нечто иное. Это…»
Это было мгновением великого торжества. Дружба с таким человеком, как Средний Ё, и сама по себе настоящее сокровище, за которое не жаль отдать даже такой изысканно красивый танец. Но песня пропета, и дружба состоялась. И овация уже вызревает, как огромная волна цунами, медленно вздымающаяся над притихшим побережьем…
Сердце ударило дважды, и Че уловил в воздухе, сгустившемся под Хрустальными сводами, горькую ноту поражения. Беда еще не грянула, но предательство состоялось. Че не знал — да, и не мог знать, — того, что случилось здесь, на Земле людей, когда, покинув реальность, он дышал воздухом Высокого неба, но Зверя, шевельнувшегося сейчас в глубинах глубин, не обманешь. Охотник почувствовал опасность и насторожился, и человеческое Я господина Че ухватило это первобытное чувство и интерпретировало на свой лад, придав ему форму и определенность.
«Император…» — это было похоже на мгновенное озарение.
«Император?» — даже зная своего «брата» так хорошо, как знал его господин Че, впору было усомниться, ведь всему, даже предательству, есть предел и мера. Ну, или должны быть. Но, тем не менее…
«Император…Что?!» — Что-то должно было произойти буквально в следующие несколько мгновений. Что-то…
«Что?»
Что-то темное должно было случиться, но что именно, знали пока одни лишь участники заговора, если, конечно, это был заговор, да Всеведущие боги.
«Не смерть, и не изгнание…» — это было почти очевидно, но, тем не менее, грозные смыслы возникли в его сознании не случайно: это были именно «смерть» или «изгнание», и к этому был причастен император…
* * *
— Господа!
Овация отзвучала, девять раз прокатившись от императорской кафедры до дальних рядов гостей, образовавших круг «дуэльного поля», и настала уважительная тишина. Люди притихли, боясь даже дышать и уж, тем более, переступить с ноги на ногу или сменить позу. Шевельнешься — нарушишь сложившийся образ момента, и император найдет способ припомнить тебе эту оскорбительную неловкость. Он первый среди равных, это так. Но он так давно является первым, что равные успели забыть, что они ему равны.
— Господа! — Император встал из кресла, а герцог Рекеша, неведомо как и когда объявившийся на помосте, отступил за трон. По случаю праздника Гроссмейстер Черной горы был одет не в черное, а в лиловое, но Че при взгляде на этого сухого высокого мужчину всегда ощущал дуновение стужи и видел шлейф тьмы, клубящейся за его узкими плечами. Это был опасный человек, да и человек ли герцог Рекеша?
— Господа! — Четвертый уровень выражения, его четвертая кварта.
Император обращался к одним лишь Че и Ё, они и шагнули к помосту, принимая приглашение, как награду. Впрочем, приватный разговор с императором на глазах у нескольких тысяч гостей — это, и в самом деле, награда, даже если речь идет о таких людях, как «сводный брат императора» господин Че и жемчужный господин Ё, являющийся третьим по старшинству в иерархии клана Ё — одной из двенадцати жемчужин в ожерелье нежной Айна-Ши-На.
— Вы заслужили память, — император позволил им приблизиться на шаг ближе, чем разрешал тем, кому предоставлял право на личную аудиенцию, — да, будет так! Повелеваю внести запись о вашем танце в Свитки Золотого Чертога. Дарую вам обоим Малый Триумф в День Вод с объявлением Славы и троекратной Овации в моем Большом послании.
— Я польщен! — холодно улыбнулся Че. — Но хвала, брат, как и брань на вороту не виснет. Поэтому спрошу прямо, о чем ты промолчал?
Четвертый уровень выражение — первая кварта, низкая тональность, грудной резонатор — еще не оскорбление, но нечто до ужаса на него похожее. И это, если принимать в расчет всего лишь первые три смысла, не углубляясь в сплетение высоких семантических категорий.
— Прошу прощения, ваше величество!
«Боги!» — Впервые в жизни господин Че позволил себе непростительную бестактность: он поставил Ё в неловкое положение свидетеля их с императором ссоры. И в самом деле, такой оплошности он не совершал никогда и, вероятно, никогда бы не совершил. Но сегодня, сейчас, охваченный «смертельным трепетом любовника Судьбы», Че забыл обо всем, и едва не подвел того, кого всего лишь несколько минут назад мысленно назвал своим первым и единственным другом.
— Прошу прощения, ваше величество!
Интонация Ё — словно отсылка к иссинскому «застольному стилю», бывшему в моде лет девяносто назад, когда император был еще юн, а они — Че и Ё-Джойю — еще не родились. Простые слова, но сказаны легко, с юмором, почти куртуазно. Император такие вещи понимает и ценит. Оценил и сейчас.
