— Может, были, а может, нет. Я не заметил.
— Не было их, — сообщил Скрибнер. — А откуда взялись?
— Ну, знаешь, — возмутился Ланской. — Если прыщ на песке способен вызвать у тебя приступ тихой паники, что же с тобой будет, случись что-нибудь посерьезнее?
— А ничего со мной не будет, — безразлично произнес Скрибнер, не обращая внимания на язвительный тон врача. — А шишечки эти мне не нравятся. Ну, ладно…
Автомат стоял навытяжку возле «летучки», в метре от бугорков, и Скрибнер решил, что если бы бугорки представляли хоть какую-то опасность, автомат не проявил бы такого безучастия, — и вышел на поляну. Скрибнер уже открывал дверцу «летучки», когда Ланской решил все-таки посмотреть поближе на «прыщи», вызвавшие опасения разведчика, и, подойдя к ним, поднял ногу, намереваясь топнуть по бугорку. Скрибнер метнулся к врачу и толкнул что было сил, отбросив Ланского в сторону метра на три, — но при этом не удержал равновесия и сам наступил на выпуклость в песке. И…
Ланской не понял, что произошло. Он только увидел, как Скрибнер замер, обхватив руками голову и с ужасом глядя вниз, — и, не размышляя, схватил товарища и одним махом втащил его в «летучку». Автомат едва успел проскочить внутрь, как Ланской уже поднял машину над поляной. Скрибнер был без сознания, и врач, крикнув автомату, чтобы тот связался с командиром, подключил к Скрибнеру систему экстренного жизнеобеспечения. Паралич… полный паралич, остановилось дыхание, сердце… автомат на полной скорости вел «летучку» к лагерю, а врач, обливаясь потом, пытался вернуть друга к жизни. Скрибнер лежал с закрытыми глазами, и выражение ужаса застыло на его лице.
Медицинский отсек «Эксора» был оборудован с учетом самых невероятных случаев, однако далеко не сразу Ланскому удалось найти причину внезапного паралича, поразившего Скрибнера. Только утром следующего дня Эмиль Юлианович, вызвав. Винклера, доложил, что обнаружил в кровеносной системе больного неизвестные микроорганизмы, неведомо как туда попавшие. В данный момент занимается анализом этих тварей. Винклер, глядя на бледное до синевы лицо врача, предложил Ланскому немного отдохнуть, — на некоторое время его вполне мог заменить Сергиенко. Но Ланской только покачал головой и выключил экран. Винклер понимал, что настаивать на замене — даже на самое короткое время — было бы сейчас жестоко: Ланской не мог простить себе собственной неосторожности, из-за которой теперь Скрибнер находился на грани жизни и смерти. И ясно, что врач не уйдет из отсека, не станет отдыхать, пока Скрибнер в опасности.
Несчастье выбило исследователей из колеи, но продолжать работу все же было необходимо. Разумеется, Винклер категорически запретил даже и думать о полетах на материк, но Тронхэйма отправил на атолл Ла-Тис — последний к югу в цепи островов. Там, по сведениям, полученным Сергиенко, жил самый старый из сургоров, Дулализе, знающий все предания племени. И после завтрака социолог отбыл на Ла-Тис.
Тронхэйм начал с разговора о посторонних вещах, затем повел речь о жизни сургоров — теперешней, а не прошлой. Ду-лализе охотно рассказывал обо всем — как и в какое время полагается ловить рыбу в океане, когда можно удить в лагуне (например, Тронхэйм узнал, что в сезон цветения пальмы «си» в лагуну заплывает много ядовитых рыб, — в эти дни вода в океане становится прохладной, и рыбы ищут место потеплее; а во время брачного полета птицы «лой» нельзя есть корни травы фито-кос, той самой, стебли которой идут на изготовление одежды). И о домашних животных рассказывал старик, и о том, что дикие звери живут лишь на очень большом острове, на атоллах же все звери ручные… Но ни разу старик не упомянул о розовокожих или о тахи, — словно их не было вовсе или ему никогда не приходилось о них слышать.
Наконец Ипполит Германович заметил, что старый сургор утомился, — речь его замедлилась, часто возникали паузы, — и Тронхэйм, поблагодарив Ду-лализе, распрощался с ним и отправился в лагерь.
Вечером Винклер сообщил товарищам, что Ланской вывел из крови Скрибнера парализовавшие разведчика микроорганизмы; они оказались спорами неизвестного растения. Часть спор Ланской поместил в протоплазму, чтобы выяснить ход их развития. Что касается Скрибнера, то он пока еще слаб, но врач заверил, что осталось снять общую интоксикацию, возникшую в результате проникновения в кровь чужеродных существ, — и Адриан Антонович выйдет из лазарета.
Высказав несколько предположений о том, как именно споры могли прорваться через защитный комбинезон, занялись обсуждением проблемы «колдун — тахи».
— Мы ничего не сможем узнать, пока знахарь не разрешит сургорам говорить, — заявил Тронхэйм в ответ на вопрос Винклера о результатах утренней поездки. — Авторитет колдунов огромен — в любой племенной культуре. Жизнь племени построена на традиционных верованиях, сургоры пребывают в постоянном страхе перед духами, а колдун — не просто толкователь сверхъестественного, он еще и единственный посредник между двумя мирами — обычным и потусторонним. Ослушаться колдуна — значит навлечь на себя непоправимые беды. Нам нужно начать с Карпацико-тина, привлечь его на свою сторону, — но как?
— А если попробовать пригласить его сюда, на Ки-Нтот? — спросил Винклер. — Показать лагерь, объяснить; что мы не враги сургорам, наоборот, хотим помочь, сделать безопасным большой остров, избавить сургоров от страха перед бурями?
— Во-первых сургоры не посещают Ки-Нтот, — сказал Тронхэйм, — правда, неясно, почему — табу на остров не наложено, это точно. Во-вторых, я что-то не заметил у них страха перед тайфунами, и не обнаружил также особого интереса к большому острову, а тем более желания переселиться туда.
— Уж конечно, у них нет такого желания, — сказал Сергиенко. — Розовые переселились на большой остров — и где они, эти розовые? Надо полагать, сургорам известно, чем кончилось переселение.
— Тем более, — сказал Винклер, — мы должны объяснить Карпацико-тину, что хотим узнать причину гибели прежних его соплеменников и уничтожить эту причину. А на материке ураганы им, естественно, не будут страшны.
— А вам не кажется, что причина гибели розовых та же, по которой сейчас Скрибнер валяется в лазарете? — спросил Сергиенко. — Ведь что заставило Эмиля Юлиановича мгновенно поднять «летучку»? Ужас. Ужас на лице Скрибнера, так? А что мы видим на рисунках розовых? То же самое.
— То же самое, — согласился Тронхэйм. Человек стоит на одной ноге и с ужасом смотрит вниз… похоже, эти споры шутить не любят. Но почему автомат их не засек? Ведь он стоял рядом с бугорками?
