А вот и ванная. Но что это?! Где же амбарный замок, выточенный по заказу из цельной пудовой гири, который Игоряша самолично на дверь навешивал? Нет его! Зато — табличка: «Сберкасса Игоряши И.». Дернул Игоряша дверь на себя, и… глаза его чуть не лопнули, свет пятнадца-тисвечовой лампочки померк, как закатный луч. Пуста ванна! А ведь совсем недавно полная была. Когда-то давно завел себе Игоряша привычку: как принесет домой деньги, так сразу дверь в ванную приоткроет и швыряет туда бумажки с мелочью — гульдены, пистоли, доллары, фунты, пиастры, пфенниги, рубли, динары, сантимы, быры, копейки, чоны, крузейро, эскудо, филсы, марки, гроши, халалы, кроны, лиры, квачи, мунгу, пайсы, центы, — потом замок на три оборота запирает. Так ванна почти до краев заполнилась. Лучшим развлечением Игоряши было ванну трясти и раскачивать. Тогда медь, серебро и никели на дно опускались, бумажки же поверху ровным слоем, как сливки, сепарировались. А коли нужны были деньги для каких-нибудь гуманитарных нужд (на хозяйство шла зарплата жены), то становился Игоряша на колени перед ванной и в финансовую глубь руку запускал. Сожмет кулак и вытащит горсть: юани, форинты, песо — разные билеты вперемешку. Одним словом, достаток и материальное благополучие одновременно!
Игоряша разлепил набрякшие веки. Нет, не почудилось. Все так же пуста ванна. Лишь на дне клочок бумаги лежит, и написано там: «На нужды содержания музея изъято: бумажных купюр — 13 (тринадцать) килограммов, медных и серебряных монет — 17 (семнадцать) килограммов. Спасибо!» И — чья-то закорючка.
По-звериному завыл Игоряша:
— Изъято?! Спасибо?!! Блюрды! Ябно! Это же грабеж! Среди бела дня увели тридцать кило добра! Убили!
Он козлом выскочил в коридор, снова споткнулся о гвоздь, но не упал. Распахнул дверь и впился взглядом в бронзу: «Вход свободный».
— А-а-а! — ревуном возопил Игоряша. — Бесплатно?! Меня — задарма?! Чтобы всякая мудрыга без шиша в кармане сюда впиралась и моим музеем за так пользовалась? Где кувалда? Разнесу щас все к пузиной маме, через так-распротак в доску в пень в трубу навынос!!!
Гороховая караулыцица вжалась в угол и быстро-быстро крестилась там. Пришибленный Федосей выполз из клетки, залез на старушку и теперь сидел у нее на плече, бормоча что-то внятно, но тихо. Глаза его сверкали тоской.
Игоряша был ужасен. Он снова ураганом пронесся через коридор, ворвался в кухню и стал изображать там смерч.
Вскоре ему это надоело, он остановился и в остолбенении воззрился на жену. Оказывается, та все время была дома, но не показывалась. Она стояла у плиты и деревянной лопатой помешивала какое-то варево в огромном, величиной с балкон, металлическом чане.
— Шиздень и шиздрон! Ты что, с ума сошла? — с перехваченным дыханием просипел Игоряша. — Ты знаешь, что меня ограбили? Плянь! А квартиру в музей превратили? Ты что это делаешь? Фердическая сила! Откуда чан? Старуху языкастую сюда — кто вселил? Федосея затуркали. Ванную взломали. Машинка под колпаком. Где Карбованцев? Янду-бзя! Ты знаешь, в натуре, что я умер? Да постой же, наконец, гузь чертова! Что за мдень ты варить вздумала? — не связанные друг с другом вопросы и странные книжные слова вылетали из Игоряши, как гильзы из магазина винтовки. — Что вообще здесь происходит?!
Жена повернулась и невидяще посмотрела на Игоряшу.
— Вы, гражданин, постеснялись бы скандалить в музее, — тускло сказала она. — Место государственное, охраняемое. Я на службе препаратором работаю. Вот воск варю.
— Какой такой воск? Хря! Для чего?
— Воск обыкновенный, восковой. Для главного экспоната. Восковую фигуру будем лепить. — Тут в глазах жены зажглись искорки уважения и любви. Товарищ Игорь И. в любимом кресле в полный рост.
— Так ведь я и есть Игорь И. в полный рост! Не узнаешь, что ли, флюга? — взорвался Игоряша. — Воск-то зачем? Вот он, муж, — живой перед тоб. ой. Игоряша я!
Тут две могучие лапы каменно пали Игоряше на плечи, а чья-то костлявая лапка впилась в шевелюру. Игоряша извернул голову и боковым зрением увидел, что держат его все та же престарелая караулыцица и ражий полулысый детина в черной тройке и при бабочке. За ухом его торчали кронциркуль, линейка и карандаш.
— Вот он где! — с интервалом в терцию запели старуха и детина (как выяснилось впоследствии — лаборант). — А мы его ищем, с ног сбились. Не брыкайся, дядя, сейчас мерку снимем, и хорош. А фарфоровые глаза подобрать и конский парик — это пара пустяков. Момент. Вот и все. Можешь гулять.
— Как это — «гулять»? Что значит — «гулять»? Олмля вам! Я здесь живу и никуда уходить не собираюсь. Квартира — моя, и музей, стало быть, — мой. Вон, табличка на двери — читали?
— Музей государственный, — подала ровный голос жена. — Но вообще случай из ряда вон выходящий. С одной стороны, прототип сделал свое дело, прототип может уходить. А с другой — текстовик Карбованцев его к себе не пустит. У него сейчас писчий запой: Петро Армавирович творит эпопею «Влесова книга сионских мудрецов» — плод масонского заговора». Что же делать?
Игоряша сначала беленился, грозил вызвать милицию, потом, осознав бесплодность угроз, начал просить, умолял не выгонять его из-под родного крова. В конце он уже валялся в ногах у крепыша лаборанта и целовал войлочные бахилы старухи караулыцицы.
Музейный совет долго совещался, куда-то звонил по телефону и наконец вынес решение: прототипа за дверь не выставлять (Игоряшу с этой минуты так и стали звать: Прототип, и он взял за правило послушно отзываться), а, напротив, отвести ему жилое место в углу в прихожей, постелив там рогожку, и определить на полставки швейцаром. Харч: — казенный.
Игоряша и рад: дом остался домом, жена — здесь же (хотя уже и совсем не жена, а вдова, невеста лаборанта), Федосей жив. Прототип даже выговорил себе право использовать ванну по прежнему назначению — в качестве кассы, и вскоре там снова зазвенели монеты и зашуршали бумажки.
Первую ночь Игоряша-Прототип спал плохо. Ворочался на подстилке в прихожей и с тоской вспоминал друзей-гуманитариев, которые теперь будут навещать его нечасто, вспоминал генерал-доцента Карбованцева — с грустной злостью: даже при всех своих связях он не сможет добиться отмены предательского решения районной книжной конторы и превратить музей Игоряши И. в прежнюю квартиру. Вспомнил той ночью Прототип и другое: откуда взялся гвоздь в полу. Эта загадка мучила не только жену-вдову и музейных работников, но и самого Игоряшу, мучила уже много лет. Происхождение гвоздя относилось к тем временам, когда Игоряша начал сильно уставать на работе и его приносили домой на руках и укладывали прямо в прихожей. Среди ночи Игоряша просыпался и часто не мог уразуметь, где он и что он. Ему все время казалось, что он не лежит, а стоит, прислонившись телом и лицом к стене, почему-то оклеенной паркетом. В — одну из таких ночей Игоряша и вбил в паркетную стену гвоздь, чтобы вешать на него кепку, ботинки и авоську с книгами.
