Поступки.
А поступок был таким: молодая женщина бросилась на охранников. В какой-то момент мордовороты расслабились, оказались рядом, даже пистолеты опустили, перестав удерживать пленников на мушке, и Аня поняла, что способна подарить Палычу несколько бесценных секунд. И бросилась, перекрывая своим телом линию огня.
Бросилась, сделав самую высокую в жизни ставку: все на «зеро», на мрачного наемника, который постоянно называл ее дурой. Ставка абсолютно на все. Больше не будет.
Раз!
Первая секунда. Крик. Движение. Оторопь у мордоворотов. Все понявший Палыч движется в противоположном направлении, к стулу Сержа, на спинку которого толстяк повесил кобуру с «береттой». И прежде, чем жандарм осознаёт происходящее, правая рука наемника ложится на рукоять.
Два!
Вторая секунда. Выстрел. Но только один, потому что не каждый охранник достоин высокой зарплаты. Выстрел, но только один, и поэтому Аня продолжает движение. Палыч выхватывает оружие.
Три!
Третья секунда, и четыре выстрела сливаются в один протяжный грохот. Две пули Анне, обе в грудь, обе рвут плоть и ломают кости. Останавливают. Швыряют на пол. Убивают. Две пули, но именно за ними Анна и бросалась. Их ловила, на них соглашалась, потому что знала… Две следующие пули вылетают из «беретты». Одна, а вторая следует за ней так быстро, что кажется — грохот случился лишь раз. Две пули Палыча попадают точно в цель, разносят мордоворотам головы, но наемник не следит за результатом. Он уже повернулся, и следующая пуля летит в живот толстого Сержа, туда, где жандарм любил переваривать людей. Еще через мгновение рукоять опускается на голову перепуганного Иксуева, вышибая из губастого сознание, а затем Палыч бросается к лежащей на полу женщине, кричит, хватает за плечи, переворачивает, снова кричит, смотрит в затухающие глаза и слышит едва различимый шепот:
— Ты обещал…
И все ушли.
Услышали от присяжных: «Виновен!», услышали от судьи: «Двадцать лет каторжных работ», и ушли. Кто-то делился впечатлениями в социальной сети, кто-то куда-то звонил, а кто-то, в основном — журналисты, пытался прорваться к выкрикивающему грязные ругательства Кириллу. Зал опустел, коридор, напротив, наполнился, и лишь два человека не спешили на публику.
Расстроенный Падда бездумно крутил в руке телефон. Довольный прокурор делал вид что разбирается в бумагах. Победитель и проигравший.
— Двадцать лет, конечно, перебор, — кашлянув, произнес обвинитель. — Но это Павлов, он за торговлю детьми меньше не дает.
— На апелляции скостим до десятки, — почти равнодушно отозвался адвокат. — Через семь лет выйдет по УДО за хорошее поведение.
— Тебя это устраивает?
— Я знаю, что так будет.
И снова — пауза. И снова никто никуда не идет. Дверь закрыта, приставы знают обоих и доверяют им, так что разговору никто не мешает.
— Ты почему Павлову отвод не дал? — поинтересовался прокурор.
— А зачем?
Зачем портить репутацию, рассказывая широкой публике и журналистам, что в детстве судью похитили, почти включили в систему «Счастливый дом» и лишь благодаря самопожертвованию матери мальчика удалось вернуть домой. Зачем ворошить прошлое? Эта история никого не касается. Это — личное дело и личная боль Константина Павлова, и никто не имел права поминать имя его матери.
— Я эту историю не хуже тебя знаю, — пробормотал Падда, засовывая телефон в карман. — Но будь я проклят, если использую ее для спасения «ангела». — Помолчал и уверенно повторил: — Будь я проклят.
«За день до своего рождения ребенок спросил у Бога:
— Говорят, завтра я отправлюсь на Землю. Как же я буду жить там, ведь я так мал и беззащитен?
Бог ответил:
— Рядом всегда будет ангел, который позаботится о тебе.
Ребенок задумался, затем спросил снова:
— Здесь на Небесах я лишь пою и смеюсь, этого мне достаточно для счастья. Но как будет на Земле?
Бог ответил:
— Твой ангел будет петь и улыбаться, ты почувствуешь его любовь и будешь счастлив.
— Но как я пойму его, ведь я не знаю его языка? — спросил ребенок, пристально глядя на Бога. — А что мне делать, если я захочу обратиться к Тебе?
Бог мягко прикоснулся к детской головке и сказал:
— Твой ангел обучит тебя говорить и молиться. И я обязательно услышу тебя.
— Я боюсь, ведь на Земле есть зло.
— Твой ангел будет защищать тебя и если понадобится — отдаст за тебя жизнь.
— Но как я узнаю своего ангела? Как его зовут?
Бог мягко улыбнулся и вновь прикоснулся к голове ребенка:
— Имя не имеет значения. Ты будешь называть его Мама».
