— Ашот, в чем дело?
— Да какой-то кракадыл пришел, Гиви Зурабович, амлэт хочит.
Бамбуковые занавески за прилавком вдруг раздвинулись, и появился высокий толстый блондин в вельветовом костюме.
— Вы что-то хотели? — женским голосом спросил Гиви Зурабович.
— Я поинтересовался насчет халвы, — повторил Крокодил пароль.
— Вам ритуальной или на каждый день?
— Никогда не слышал о ритуальной, но с удовольствием бы узнал поподробнее, — и Крокодил проглотил тлеющий окурок.
— Прошу ко мне, — томно пропел Гиви Зурабович. — Ашотик, постарайся вести себя с покупателями повежливее.
Крокодил прошел в кабинет толстяка Гиви. Единственным предметом интерьера, заинтересовавшим Крокодила в тесном пространстве комнаты, заставленной коробками, футлярами и пакетами различных габаритов и степени наполненности, оказался засушенный крокодильчик, подвешенный к люстре.
— Не отвлекайтесь, уважаемый, он ненастоящий. — Гиви Зурабович уселся за столик, на котором в ворохе бумаг утопал ноутбук с большим экраном. Присаживайтесь.
Крокодил уселся на предложенный ему табурет с точеными деревянными ножками, и тот надсадно скрипнул.
— Итак, вас интересуют восточные услады, — еле заметно дрогнули в меру накрашенные ресницы хозяина лавки.
— Сласти, — поправил Крокодил. — Только сласти.
— Да, конечно, — как бы спохватился толстяк. — Сласти… Так вам ритуальные или на каждый день?
— Предпочитаю на каждый день, я ужасный сладкоежка. А ритуальные… это какие?
— Сейчас у меня нет литературы по данному вопросу, но если вам интересно, я покопаюсь во всемирной сети и что-нибудь вам подыщу.
— В таком случае, — Крокодил резко встал, — попрошу подготовить полный список и передать мне по этому адресу… — На стол Гиви Зурабовичу лег календарик с символикой отеля «Palace», в левом верхнем углу которого нацарапан был телефон пентхауса. На том они и расстались.
— Запомни: на люди показываешься только после гримера.
Михал-Юрич мерил гримерку строевым шагом от дверей до зеркала и продолжал долдонить одно и то же, Юран терпеливо сносил тяжелую операцию по превращению в государя императора Николая Третьего, гример Нурсултан Назарбаевич мучился, не зная, с какой стороны подступиться к кентавру.
— Вы бы, дяденька, стропила какие-нибудь мне за спину приладили, вам же неудобно… — посочувствовал Юран.
— Ничего, сынок, как-нибудь справлюсь. — подводочный карандаш для глаз замер у слезника и тут же начал свое движение обратно.
Грим ложился тонким слоем на лицо кентавра. Как бабу какую-то разрисовывают, ей-Богу, сокрушался про себя Юран. Ладно, мужики не видят.
— Рот не открываешь, появляешься исключительно на балконе, чтобы вся твоя конская суть не раскрылась. Возницкий, не спишь?
— С вами уснешь, как же! — огрызнулся Юран. Ему уже изрядно надоело исполнять обязанности царя.
— Злишься? — Михал-Юрич довольно потер руки. — Это хорошо, спортивная злость — она делу всегда полезна.
— Простите, а где сам государь император?
Шеф встал как вкопанный, пристально посмотрел Юрану в лицо и доверительно сообщил:
— Еще один подобный вопрос — и Алексеевский равелин распахнет свои гостеприимные двери.
— Да? — засомневался Юран, но спорить не стал.
— Пожалуй, все, — тяжело вздохнул Нурсултан.
Михал-Юрич разочарованно смотрел на Возницкого:
— С чего они взяли…
М-да, подумал Возницкий. Это кто угодно, только не царь. Никто не поверит, что я — Николай. Это просто балаган какой-то, маскарад.
— Ну не похож он на него, — оправдывался Назарбаевич. — Совсем не похож, тут уж никаким гримом не поможешь, на него даже маску надевать бесполезно.
Он в сердцах бросил полотенце в угол, снял халат и вышел вон.
— Ну, кузнец… — Сверкнув глазами, шеф бросился за гримером.
Будто я в чем виноват, обиделся Юран. Кто ему тогда объяснил, что его берут на такую сложную работу — косить под императора. Да скоро двадцать лет пройдет, как его завербовали, за это время царь элементарно мог измениться.
Из распахнутой двери доносились сдержанные уговоры шефа и яростное сопротивление гримера: «…нам очень нужно…» — «…да он же абсолютно не…» — «…господа из Девятого…» — «…а я не Господь Бог, а он не…»
Юран поднял полотенце и начал стирать с лица грим, просто так, на сухую. Потом подошел к умывальнику и жестко умылся. Утерся халатом, причесался, надел френч, приготовленный ему заботливым костюмером, и вышел в коридор.
— Господа, к чему весь этот спор, — вмешался он в разговор. — Я прекрасно понимаю, что доставляю вам массу хлопот, но, поверьте, я не со зла. Что такое?
Шеф с гримером побледнели, видно было, сколько усилий доставляло Михал-Юричу не отдать честь. Каблуки его все-таки предательски щелкнули. Назарбаевич открыл рот.
— Ваше… — вырвалось у него.
— Ну ты и фрукт, Возницкий! — Шеф вытер испарину с висков. — Этак же и удар получить можно.
Юран смущенно молчал. Он видел себя краем глаза в огромном зеркале справа, но это был не царь, это был он — Юрий Марян-Густавович. Что произошло, почему эти двое увидели не его, а монарха — оставалось непонятным.
На ужин подали шампанское.
Едва на улицах Питера зажглись фонари, в номере Крокодила негромко зазвонил телефон.
— Кто говорит? — поднял трубку Крокодил.
— Слон! — последовал грубый ответ. — Выходи давай. Белый «Фольксваген».
На улице его и вправду поджидал белый автофургон.
— Ты что, крокодил, что ли? — спросил сидевший за рулем небритый тип, похожий как две капли воды на продавца из «Бармалея», только без усов и акцента.
— Это позорно? — сверкнули в полумраке салона зубы.
— Да не, я думал — кликуха! — нервно хохотнул водитель. — Ну что, за халвой?
— Трогай, любезный, — разрешил Крокодил.
«Фольксваген» резко взял старт и помчался сначала по ярко освещенным цветными неоновыми рекламами улицам российской столицы, потом по окраинам, залитым светом обычных галогеновых фонарей, а затем вырвался за пределы города.
Километров через пятьдесят фургон нырнул влево, и спустя пять минут они оказались в дачном поселке, мимо которого промчались на максимально возможной скорости, и остановились только с противоположной стороны поселка, возле огромного сруба с мансардой и металлическим гаражом.
— Приехали! — бросил водитель и вышел.
Крокодил покинул салон, засунул лапы в карманы пальто и проследовал за водителем. Тот отпер калитку, и они прошли по, видимо, наспех расчищенной тропинке в дом.
