— Только со стороны так кажется. На самом деле эти люди не рабы. Они охотно и с усердием работают. Работают не по принуждению, а по убеждению… По убеждению в необходимости своего труда…
Бэрр снял автомат с предохранителя.
— Тогда зачем охрана? Почему Плантация обнесена заграждением?
— Какая охрана? Это вовсе не охрана. Мы просто защищаемся от внешних врагов, которые хотят присвоить то, что мы имеем. А с ними договориться невозможно. Мы не хотим воевать. Но они все равно нападают и уводят наших людей в плен.
— Уводят? — Бэрр чувствовал: здесь что-то не так.
— Да. Племена аборигенов. Сладкоголосый двинулся с места.
— Стоять! — крикнул Бэрр. Тот застыл как вкопанный.
— Бэрр, не шути с этим. Они действительно уводят наших мужчин. Много мужчин. А мы уговариваем людей работать. Работать только добровольно… Нам трудно. Нам очень трудно. Мы ведь не можем оставить без крова и пищи наших женщин, наших детей. Дети ни в чем не виноваты.
— Но все Сладкоголосые сами обирают своих людей до нитки. Тем не на что жить. Они у вас постоянно голодают, — с ненавистью произнес Бэрр.
— Мы создаем запасы на черное время, — по-прежнему изворачивался Сладкоголосый. — А людям хватает, чтобы жить и работать. Излишки только портят отношения между ними и порождают зависть. Мы оберегаем своих людей от пороков.
— Но ведь они работают на вас! — гневно воскликнул Бэрр.
— Это не совсем так. Вернее, совсем не так. Мы просто руководим. Организуем. — Сладкоголосый с хитрецой посматривал то на Бэрра, то на Ранни. — И кроме того, если не мы, так это сделают другие. Ведь кто-то должен управлять?!
— Ты лжешь! Нарочно! Вы только берете. И ничего не даете взамен, — опять возмутился Бэрр.
— Совсем наоборот, Бэрр, — стоял на своем Сладкоголосый. — Мы даем многое. Наш труд очищает их души. Он не ради богатства. Труд только ради труда. А эта планета — трудная и поэтому самая подходящая…
— Я понимаю. Для вас она, пожалуй, самая подходящая! — жестко возразил Бэрр.
Ранни с изумлением смотрел на Сладкоголосого. Он впервые слышал такие длинные речи о простых вещах.
— Дорогой Бэрр, — настойчиво продолжал Сладкоголосый, — постарайся понять меня. Ведь ты не глупый человек! Они для нас, а мы для них. Мы здесь все как одно целое… У нас самая благородная цель.
— Да-а-а… Красиво говоришь. Даты действительно сладкоголосый… — сиронизировал Бэрр. — Но ты ведь знаешь правду. Воры. Вы все воры. Вы все забрали себе: науку, культуру, искусство… И похоронили. Зачем? Зачем вы это сделали?
— Ты ошибаешься! Все не так, Бэрр. Ты зря на меня наговариваешь. Ты обманываешь сам себя. Люди всегда должны жить для людей…
— Разве вы люди? Нет, вы не люди…
— Ты опять не прав. Сам убедишься в этом, когда придешь на Плантацию. Все они там — свободны и счастливы.
— Тебе не надоело врать? — отрезал Бэрр.
— Лето нынче очень жаркое, — вдруг вкрадчиво сказал Сладкоголосый. — До Плантации лучше идти Левым Рукавом.
— Я не нуждаюсь в твоих советах, — тихо ответил Бэрр и нажал на спуск.
На груди у Сладкоголосого тут же проступили три ярко-красных пятна. Он с ужасом взглянул на Бэрра и медленно осел на землю.
— Что ты наделал, Бэрр? — воскликнул Ранни. — Зачем?
— Все, — вымолвил Бэрр. — Без эмоций. Кончено. Идем Правым Рукавом…
И опять некоторое время шли молча.
Болото скрылось. То тут, то там торчали голые деревья-шесты. Кривой Язык вдоль Правого Рукава густо порос синим кустарником. Тонкие ветви больно хлестали дальнобойщиков по лицам. Но они по-прежнему продвигались вперед. Смешанное чувство восторга и страха не покидало Ранни. А Бэрр по-прежнему оставался невозмутим. Он невзлюбил эту планету всю, целиком — неласковую и грозную, жестокую и беспощадную.
— Может, зря мы убили Сладкоголосого, Бэрр? — наконец нарушил затянувшееся молчание Ранни. — Он мог бы нам пригодиться…
Бэрр только шумно вздохнул.
— Мы так и не узнали, чего он хотел, — продолжал Ранни.
— Чем меньше слушать Сладкоголосых, тем лучше, — не выдержал Бэрр. Из-под ноги у него выскользнул юркий бабочник. Это говорило о приближении Холодных Гор. Там, в горах, их множество.
Вскоре кустарник заметно поредел. Теперь Бэрр и Ранни шли быстрее.
Накат густого тумана застал их у подножия холмов, которые кто-то неудачно назвал Холодными Горами. Очертания деревьев сразу же скрылись в сизой мгле. Здесь уже чувствовались порывы ветра, становившиеся все сильнее. Вершины холмов прятались в лиловой хмари низких тяжелых туч.
«Наконец-то! Вот они какие, Холодные Горы! Даже в такое жаркое лето здесь настоящий морозильник, — думал Ранни. — Чудеса, да и только. И почти ничего не видно. Попробуй, отыщи дорогу в таком тумане…»
Деревья, кустарники и травы оказались покрытыми серебристым инеем. Земля была устлана белым ковром. И всюду быстро сновали беспокойные бабочники. Ярко-желтые ягоды горели в видневшихся кое-где проталинах. Сквозь мелкую поросль ягодника пробивались серые полосы оттаявшей почвы. Чуть дальше, среди развороченных камней виднелась извилистая лента небольшой речушки.
— Здесь невыносимо холодно, — сказал Ранни, когда они подошли к реке. — У меня совсем закоченела левая нога.
— Да, тут не жарко, — согласился Бэрр. Он сбросил тяжелый ранец с плеч, прислонил его к камням и, зайдя прямо в речку, наполнил давно уже опустевшую флягу чистой студеной водой.
— Хорошая река, — неожиданно улыбнулся Бэрр. Что-то светлое ожило в его душе. — Даже на такой планете бывают такие места.
Прохладная, хрустально-лучистая речка стремительно несла свои воды, прокладывая путь через болота, холмы и леса. В этом неукротимом движении ощущалась ее дерзкая внутренняя сила. Сила беспокойных стремлений и подлинной свободы.
— По-моему, самое время перекусить и обогреться, — Ранни нетерпеливо озирался по сторонам. — Иначе мы совсем замерзнем.
Бэрр же думал совсем о другом: о далекой юности, о затянувшихся буднях, о несбывшихся мечтах.
— Пожалуй, — задумчиво произнес он.
Ранни тут же снял свой ранец, достал из него уже подсохший от самообогрева носок и, подойдя к реке, хорошенько его выстирал. Прихрамывая, вернулся на место, бросил носок на ранец, а сам уселся на небольшой рыжеватый камень. Рядом поставил автомат. Затем он с трудом и осторожностью стащил свой левый сапог и принялся неторопливо разматывать санитарную повязку.
— Пожалуй, — повторил Бэрр и направился к зарослям кустарника за хворостом.
