—В койку, — согласился Джо. — Рисуем завтра.
—Я за судомойку, Джо, — сказала Гиги, — а ты ставь раскладушку.
—Ой, Гиги, да я помою, — сказала Джоан.
—Я мою, ты вытирай…
Когда они вернулись, Джо лежал на раскладушке и посапывал носом.
—Где любишь спать, сладкая? — спросила Гиги.
—Все равно.
—Лезь к стенке.
Джоан проснулась на плече Гиги. Гиги смотрела на нее, и это помогло восстановить происшедшее в памяти.
—Привет, дорогая!.. — Джоан потянулась. — Что, уже утро? А где Джо?
—Готовит завтрак. Ты выспалась, моя прелесть?
—Уам-м-м! Который час?
—Понятия не имею. Если хочешь, спи дальше.
—Ой, нет! Я великолепно отдохнула. И вообще…
—За это с тебя один поцелуй. Брать меньше запрещает профсоюз.
— Грабежжж… — Джоан с радостью уплатила по счету. Впрочем, завтрака Джо не готовил. Он печатал фотографии, которые снял вечером.
—Ну, вот, — сказала Гиги. — Сам же вызвался сбацать завтрак.
—Это же Джо, — улыбнулась Джоан.
—Ладно, посмотрим… Небогато. Не для гостей.
—Я много не ем. Сок, тосты. Кофе.
—Сока нет… — Гиги огляделась в задумчивости. — Сухие завтраки, спагетти — и в том же духе. Надо сходить в бакалею. Джо посылать нельзя, он купит альбом или краски… И можно ли на него сердиться за это?
Голос Гиги предательски дрогнул, и Джоан услышала это.
—Гиги, вы в прогаре? — тихо спросила она.
Гиги промолчала. Не оборачиваясь, она взяла полбатона и стала нарезать ломти на тосты.
—Гиги, послушай, — не отступала Джоан. — Я богата, ты знаешь. Но Джо не возьмет от меня ни цента. Но ты — пожалуйста!..
—Джоан, — тихо ответила Гиги, — шлюхой я была, когда жила с Большим Сэмом. Вот он посылал меня на заработки, когда мы садились на мель. Не к мужчинам — этого он не любил… к старухам-лесбиянкам. А Джо — он не такой… и я не хочу, чтобы хоть что-то менялось. Да, мы в прогаре: у Джо были какие-то деньги, и все у него занимали, но никто не отдавал… Джоан, кто заплатил за студию? Не ты?
—Нет.
—Но ты знаешь кто?
—Знаю. Один человек, который очень любил Юнис и уважал Джо.
—Но его точно звали не Йоханном?
—Точно. Тогда, Гиги, мы сделаем так: я вызову по рации машину, и мы съездим в магазин. Джо нас отпустит?
—Я думаю, он просто не заметит, что нас нет. Но… нет. Давай лучше доедим пиццу, пока мы не продали еще одну картину. Мне трудно объяснить… но лучше не надо.
Босс, она права! Не надо.
Но слушай! Еды осталось всего ничего!
Не вмешивайся, не вклинивайся, не благодетельствуй их насильно! Оставь это. Гиги умна, она знает, что делает.
Но людям изредка нужно есть!
Знаешь, удлинение пауз между обедами только улучшает аппетит.
Слушай, мелочь, — ты когда-нибудь голодала?
Босс, но ты же все испортишь!
Юнис, прошу тебя…
Оставь их в покое! Или пусть Гиги сходит в бакалею. Но не давай им ничего!
Да, сержант!
— Гиги, во фритюрнице что? Свиное сало?
— Да, я оставляю…
— Отлично! И я вижу два яйца.
— Я их зажарю: для тебя и для Джо…
— Эй, младенец, сейчас я буду учить тебя кулинарии времен «Великой депрессии»! Разогреваем жир…
— Джоан! От твоих слов у меня гусиная кожа… Это получается тебе лет…
— Никто никогда не сможет их сосчитать! В годы Великой депрессии мне было примерно столько, сколько тебе сейчас. С другой стороны, мне буквально несколько недель от роду — точнее, от пеленок. Я все время делаю какие-то дурацкие ошибки. Но можно, наконец, считать, что мне столько, сколько моему телу, — и это лучше всего. Так что, Гиги, не смотри на меня, как на призрака…
Эй! Тут кто-то что-то имеет против призраков?
Ничего подобного! Многие мои лучшие друзья — призраки, но я не хотел бы, чтобы моя сестра вышла замуж за одного из них.
Класс! Кто пишет твои репризы? Ведь мы-то как раз выскочили замуж за призрака — в кабинете доктора Ольсена!
Неужели ты жалеешь об этом?
Наоборот! Ты и есть тот старый приебыш, то есть я хотела сказать — призрак… от которого я бы хотела иметь маленького ублюдка.
Люблю тебя, суетяшка!
— …теперь пропитаем жиром хлеб, разболтаем яйца с чем угодно — сухое молоко есть? Ну и чудесно… Теперь выкладываем хлеб на сковородку, подрумяниваем — и заливаем яйцами. Сверху — перец, сухая петрушка, что еще есть? Пойдет все, что угодно. И — все! Главное — нарядно накрыть стол. Скатерть, салфетки, цветок или свеча…
— Кто готовил? — с удивлением спросил Джо.
— Вместе, — сказала Джоан.
— Ну? Вкусно.
— Джоан мне все показала, так что можно будет повторить, — сказала Гиги.
— Можно.
— Джоан, ты умеешь читать?
— Да, а что?
— Пришло письмо от матери Джо. Лежит уже три дня.
— Гиги, Джоан пришлая. Нехорошо.
— Что-о?! Джо, я — пришлая? Тогда доедайте завтрак сами, я вызываю машину и уезжаю!
Фи, босс, как грубо!
Зато эффективно.
— Извини, Джоан Юнис, — смутился Джо.
— И это все? — надула губки Джоан. — За такое оскорбление — «извини»? Ты должен поцеловать меня и сказать, что принимаешь меня в семью.
— Она права, — сказала Гиги. — Поцелуй и скажи.
— О, черт, — Джо встал, обошел стол, взял лицо Джоан в ладони и крепко поцеловал ее в губы. — В семье. Не пришлая. Ешь.
— Спасибо, Джо…
Он может лучше.
Знаю.
Почерк мамы Бранка разобрать было чрезвычайно трудно. Джоан прочла письмо вначале про себя — и встретилась с проблемами более серьезными, чем почерк.
Юнис? Как быть?
Цензура. Я всегда так делала.
Да, но ты была его женой, а я- нет. Я не имею права…
Босс, если выбирать между честностью и добротой — ты же знаешь, что я выберу.
Ну, не знаю…
—Сейчас, — сказала она вслух. — Очень трудный почерк. Значит, так: «Дорогой малыш! Мамочка не чувствует…»
—Не все подряд, — сказал Джо. — О чем?
—Да, — согласилась Гиги, — его мать все время пишет какое-то говно: то соседи шумят, то кошечки гадят, то еще что-то… Там новости есть? Или нет?
Рубишь, близняшка?
Ч-черт… Все равно нельзя, наверное, это утаивать.
— Ну, она пишет, что у нее проблемы с желудком… («Мама чувствует себя неважно и вряд ли будет лучше.
Врачь говорит это не рак желудка но откуда он знает? На его табличке написано что он интернист а все знают интернист это студент а не настоящий врач[12]. Зашто мы платим налоги когда любой студент может хоть убить меня зарезать как они режут собак и кошек и других всяких за закрытыми дверьми как говорят по тиви?»)
