Он грустно улыбнулся, сказав, что у них теперь другой уровень понимания, а тот, прежний, остался позади. Однако Фива не хотела его понимать. И тогда он сказал, что чувствует множество поселений в будущем, но они фиксируются расплывчато, как бы наслаиваются друг на друга. Возможно, это поселения отдалённого завтра, а возможно, это одно и то же поселение, но в разные отрезки времени.
Кеша вспомнил о странном городе будущего, о потерянных беженцах, ждущих допотопную электричку, и ему стало не по себе – не они ли с Фивой как-то повинны в иной, но, может быть, ещё более страшной людской трагедии, чем столкновение с Фантомом?!
И он сказал, что спасение возможно только в настоящем времени. Наверное, святой Серафим Саровский имел в виду таких, как они, страждущих, когда говорил: главная цель человеческой жизни – стяжание Святого Духа. Спасись сам, и возле тебя спасутся десятки. А перемещать волевым усилием города и страны – это представляется Кеше соблазном.
– Ты уверен? – спросила Фива.
Её обидела мягкая настойчивость Кеши, отклоняющая её искреннее желание стремглав бежать спасать Землю. Она понимала, что нельзя охватить необъятное. Но всё же «попытка не пытка», а он испугался.
Не понимая его внезапного страха, она не понимала смысла Кешиных слов и хотела лишь одного – увлечь его своей смелостью.
– Хорошо, – решительно сказала она. – Сейчас мы появимся в каком-нибудь «расплывчатом» городе, наподобие Москвы, и точно всё узнаем, потому что это важно знать для будущего.
Кеша легко прочитал настроение Фивы и был пленён её самоотверженностью. Однако объяснять своих страхов не стал. Напомнил, кто-то опасался опоздать на работу.
– А кто-то сказал: не переживай – не опоздаешь.
Она стала убеждать Кешу, что им надо появиться в тонком мире, потому что ключевое знание никогда не откроется в обычном мире. Тем более оно не откроется обычному человеку, он не сумеет его усвоить. Лучшие человеческие умы, так называемые учёные мужи, в большинстве своём не в состоянии представить, что Земля, как и человек, живая.
В ответ Кеша ничего не сказал, подобные мысли уже проходил и теперь подивился, как быстро идёт созревание Фивы-индиго . – Хорошо, она сама отправится туда, под вечное дерево . Заодно захватит Кешины одежды. Только он никуда не отлучается и ждёт её. Она будет настраиваться на него, как на родной маячок.
И тогда он сказал:
– Посмотри на свой перстень. Посмотри, как горит и мигает!
Фива удивилась – с момента помолвки ничем не проявлял себя, а тут надо же! Она заглянула в него и увидела на самом донышке, поочерёдно появляющиеся знаки – «плюс», «минус». Ей показалось, что «минус» запечатлевался несколько резче, а может быть, продолжительнее. Как раз на это она хотела обратить Кешино внимание.
Ей пришлось удивиться ещё раз. Кеша одевался. Одежды лежали перед ним на диване-кровати, словно они всегда были здесь. И никаких серебристых струек, и никаких всполохов статического электричества.
– Ты, наверное, принимаешь меня за полную дуру, – с грустью констатировала Фива. – Почему нет серебристых струек, или ты каким-то иным способом вернул свои одежды?
– Способ тот же – желание и волевое усилие. Серебристые струйки – это отсутствие навыка мгновенной концентрации. Поначалу и у меня такое бывало – болезнь роста. Пройдёт, – заверил Кеша.
– Тогда, может быть, ответишь – где взял этот чудесный перстень? И о чём он сигнализирует?
Кеша взял её руку и, прежде чем остановил взгляд на сапфире, бережно поцеловал её. Фива смутилась и зарделась от удовольствия.
Смутив Фиву, Кеша и сам смутился. И, чтобы скрыть возникшую неловкость, преувеличенно бодро отрапортовал, что и перстень, и прозрачный диск в целлофановом пакетике, и фляжку ректификата, а может быть, живой воды, он получил от вестников. Так сказать, их энергетических сущностей. Наподобие той, что угостила их сигаретами у главного корпуса сельскохозяйственной академии.
– В день встречи у Тимирязевки? – засмеялась Фива.
Её обрадовало смущение Кеши, и, как тогда, в первое утро Нового года, она поправила его:
– Не той, а того.
Ей действительно тогда привиделся парень в серебристом комбинезоне, похожий на космонавта. Но она поправила Кешу и тогда, и сейчас не поэтому. Она почувствовала, что люба ему. Люба и в согласии, и в несогласии, и сердце её пролилось теплом.
– Ну что, подождёшь меня здесь? – сказала Фива.
– Ага, размечталась! – весело отозвался Кеша.
Он тоже подумал о встрече Нового года, закончившейся слезами Фивы. Всего две недели прошло, а кажется – месяцы и даже годы. Но она рядом, она стала ближе и роднее.
– Я понимаю, – весело иронизируя, заметил он. – Вы собрались идти к грандиозному дубу, к своему, так сказать, вечному дереву . Но, может быть, прежде вы ещё раз заглянете в пространство перстня и как-то истолкуете чередование знаков, очень похожее на предупреждающие сигналы?
– Предупреждающие?! – Фива вскинула брови.
И Кеша объяснил ей, что перстень на её пальце – своего рода индикатор, указывающий на состояние её чувств. Сейчас он неистовствует, разрываясь между будущим и прошлым. Потому что, с одной стороны, Фива желает попасть в будущее, чтобы получить ответ – можно ли погружать в биополе Земли целые города с людьми (знак «плюс»). А с другой – желает попасть в прошлое, потому что вечное дерево на холме – это место их встречи в детстве.
– И что же теперь делать? – обеспокоенно спросила Фива.
– А ничего, – сказал Кеша. – Доверься мне.
Странно, но ироничность и бравада только усиливали серьёзность происходящего.
Есть у него местечко в будущем. Правда, в нём большинство людей ждут допотопную электричку, чтобы вернуться в какое-то своё реальное время. Зато там он познакомился с удивительной троицей – мужчиной, женщиной и четырёхлетним мальчиком. Он даже помнит его имя – Адам. Вот уж кто-кто, а он точно Адам-индиго , развит не по годам.
Кеша стал заводить будильник, а Фива посмотрела на перстень. Он горел ровным иссиня-голубым пламенем, а на самом донышке резко темнел знак «плюс».
– Ты настраиваешь радиомаячок? – весело ехидствуя, поинтересовалась Фива. – Как только он зазвенит, мы поймём, что пора на работу.
– Именно так, – сказал Кеша.
Он обнял Фиву, и они исчезли. Растворились в воздухе, не оставив после себя ни серебристых, ни каких других струек.
В кабинет позвонили, но Агапий Агафонович не спешил нажимать кнопку «открыть». Находясь в своём кабинете, словно в бронированном сейфе, он даже не удосужился взглянуть на экран монитора внешней камеры слежения, чтобы выяснить – кто звонит? И прежде всего потому, что приходили к нему обязательно по его приглашению, а сегодня он никого не приглашал. Точнее, как раз обдумывал, кого пригласить. Каково же было удивление, когда на компьютере-секьюрити зажёгся зелёный сигнальный глазок, извещающий, что пароль набран – дверные замки открываются.
