– Порядка восьмисот фунтов на человека? – спросила Доминика, – но это нонсенс!
– Почему же? Стоимость выращивания особи человека в питомнике такая же, как и в случае выращивания особей других крупных сообразительных млекопитающих.
– Фиджийская овчарка из питомника стоит семьсот фунтов, – вставила Люси.
– Выращивать людей в питомнике! – воскликнула француженка, – Это… Это…
– Это ситуационная модель, – договорила Рокки, – Она поясняет, что экономическое качество людей в сообществе направленном не на продуктивность, а на образцы из библии и корана, не выше, чем если бы они были выращены агропромышленным методом. Это называется: «сообщество с обнуленным гуманитарным ресурсом».
– Послушайте, – вмешался Дюги, – Мне неприятно об этом говорить, но это расизм!
Рокки сделала удивленные глаза.
– Разве я где-то упомянула их расу?
– Нет, но такое отношение к человеку, как к скоту…
– Собака – это не скот, – возразила Люси, – у нее есть яркая индивидуальность!
– В отличие от исламиста, – добавил Хаген.
– Интересно, – с невеселой иронией произнесла Доминика, – а как бы вам бы самому понравилось, если бы вас оценивали в деньгах, как домашнее животное?
– Aita pe-a, – ответил Хаген, – Меня оценили в 47 тысяч фунтов в год плюс пансион.
– Что-то дешево при твоей профессии, – заметил Квинт.
– А у меня тогда стаж был маленький. Три года после колледжа.
– Вы шутите? – шепотом спросила француженка.
– Какие тут шутки? Я креативно округлял цифры в коносаментах и влип на каторгу.
– Сколько? – спросил Ематуа.
Хаген молча показал два пальца.
– Извините, – произнес Марне, – А почему мы перешли к этой скользкой теме?
– Потому, – сказала Рокки, – что я объяснила, из каких экономических соображений наше правительство участвует в событиях вокруг религиозного конфликта в Западной Европе.
– Экономических? – переспросил француз.
– Да. Мы – пользователи европейского гуманитарного ресурса, поэтому у нас имеется прямой экономический интерес предотвратить его обнуление.
Филибер эмоционально взмахнул руками.
– Я не понимаю! Из этого чисто меркантильного интереса вы будете воевать против ислама на нашей стороне, несмотря на такое, мягко говоря, предвзятое отношение к римской католической церкви? У меня в голове не укладывается!
– Правительство Меганезии – ответила Рокки, – не будет воевать против ислама, как и против какого-либо иного идиотизма, не имеющего прямой связи с экономическими интересами граждан и с их безопасностью. У правительства есть контракт, где четко обозначены объекты, цели и методы управления.
– А как понимать утверждение: «наше правительство участвует»? Вы так сказали.
– Я также назвала цель этого участия, – напомнила она, – Предотвратить обнуление…
– Да! Да! Я слышал, что вы сказали! Но что это значит практически?
– Это значит, что наши военные специалисты получили соответствующий приказ правительства, а техника исполнения – это вопрос их профессионализма.
– У меня такое чувство, – вздохнул он, – что мы говорим или о совершенно разных предметах, или на совершенно разных языках.
Рокки подбросила на ладони очередную креветку и улыбнулась.
– Просто несколько разная система представлений, в частности, о войне и мире. Но, я думаю, что военные действия в нашем стиле, для вас окажутся предпочтительнее.
– Почему? – спросил Филибер.
– Минимум участников и минимум случайных жертв и разрушений, – ответила она.
– А у наших форсов это получится? – поинтересовался Хаген.
– На войне возможны случайности, – ответила она, – Но я ставлю себя на место Ясона Дасса (я была на его месте дюжину лет назад), и мне становится ясно: он никогда не подписал бы этот приказ, не будучи уверен, что уровень риска в пределах нормы.
– По ходу так, – Хаген кивнул, – Но я не понимаю, как форсы это сделают.
– Не удивительно. У тебя другая профессия.
Доминика Лескамп изобразила всем телом пантомиму «глубокая растерянность».
– Знаете, мне казалось, что сложнее всего искать общий язык с японцами. Когда я работала с JAXA, меня порой приводила в отчаяние эта постоянно существующая невидимая стена. А с вами нет ни языкового барьера, ни барьера в форме какого-то специфического этикета… Но, черт возьми, почему вас так сложно понять?
– Это потому, – наставительно произнес Ематуа, – что с европейской точки зрения мы выражаем свои мысли слишком просто. Вам кажется, что тут скрыт какой-то подвох.
– Нет, Мне кажется, что я – Алиса в Зазеркалье из сказки Кэрролла, – пожаловалась Доминика, – Вы загрузили меня своими парадоксами, и я даже поверила в то, что вы выращиваете людей в питомнике, как собак.
– Почему вас удивила тема с питомниками? – спросил Хаген, – Они есть практически везде. У нас тоже. И у вас в Европе эти питомники существуют уже несколько веков.
– Откуда вы взяли такую чушь?! – воскликнул Дюги.
– Почему чушь? У вас это называется «церковный приют». На это собирают деньги профессиональные сетевые попрошайки. На сайтах есть фотографии, статьи…
– Уф! – выдохнул француз, – Но это существенно иное.
– Иное? – переспросил Хаген, – А в чем отличие?
Дюги задумался, подбирая слова, прежде чем ответить.
– Отличие в том, что эти благотворительные заведения созданы для помощи детям-сиротам. Это не имеет ничего общего с… Гм… Питомником для животных.
– Но это же типичный питомник, – возразил Хаген, – Большое количество молодняка одного биологического вида выращивают в специально оборудованном…
– По-вашему, лучше бросать сирот на улице? – перебил Филибер.
– Я просто предложил определиться в терминах, – ответил молодой меганезиец, – Про этику можно спорить, но с лексикой все ясно. Предприятие по выращиванию собак – собако-питомник. Предприятие, по выращиванию людей – человеко-питомник. Так?
– Не так! – возмущенно ответил Филибер, – Вы же не думаете, что с детьми в приюте обращаются, как с собаками?
– Не думаю, – Хаген кивнул, – Человек, дельфин, собака, тюлень, лошадь – это разные млекопитающие, с разным поведением. Их молодняк требует разного обращения.
Филибер переглянулся с Дюги – тот пожал плечами, а Доминика увлеклась каким-то веселым (судя по жизнерадостному смеху) разговором с Люси… Видя, что двое его коллег оказались в тупике, Анри-Жак Марне пришел на помощь.
– В Меганезии, принято вести аргументацию от экономики, – начал он, – Это обычай, давайте ему следовать. Возьмем собачий питомник. Там выращивают собак или для продажи, или для сдачи в аренду, но так или иначе, для коммерции. Детский приют, напротив, благотворительное дело, воспитанников не используют для коммерции.
