Интересно, следят ли сейчас, когда на улицах бьют окна и останавливают прохожих?
Позавчера вечером Тимофей понял, что лучше уж повеситься, чем опять возвращаться до темноты в этот опостылевший дом, где шикают на всякого, кто обмолвится о листовках или просто о несправедливости нового налога.
Понял — и возвращаться не стал, осуществив вместо этого неделю терзавшую его задумку.
Не спрашивая себя «но как?».
— Баронесса! — откинула кухарка истёртый коврик с пола и отстучала каблуком какой-то непростой ритм. — Баронесса, я с обедом, открывайте.
Внизу послышалось шевеление, и солдаты сгрудились за люком в подвал — так, чтобы их нельзя было сразу заметить.
Крышка люка приподнялась. Хмурый солдат постарше мигом рванул её на себя и наступил сверху сапогом. Показавшаяся было баронесса тонко взвизгнула и, кажется, слетела с лестницы. Солдаты устремились вниз, и уже через миг Тимофей уловил щелчки ружей. Он спустился, не разбирая ступеней, и сразу упёрся взглядом в дальний угол, куда забилась растрёпанная баронесса. В руках у неё тоже было ружьё — но не такое, как полагалось Охране Петерберга. В ружьях, как и в лошадях, Тимофей ни лешего не смыслил, но догадался, что это — охотничье, барон Копчевиг отчасти промышлял и охотой тоже, так говорил Хикеракли, у барона выросший…
Хикеракли.
Хикеракли говорил, что баронесса Копчевиг давно не в своём уме, но деньги мужа считает только так и суёт свой нос в каждый контракт. А значит, ухнуло в голове у Тимофея, если солдаты сейчас ненароком пристрелят её, Охрана Петерберга лишится, возможно, последнего шанса узнать, врал ли барон о скором приезде по лесным делам одного из членов Четвёртого Патриархата. У них с бароном какая-то тяжба, которую они собирались решать приватно — и это был один из аргументов, коими барон Копчевиг пытался спасти вчера свою шкуру — как он думал, от тюрьмы. Едет, мол, член Четвёртого Патриархата — и что будет, если вместо делового приёма он обнаружит военный переворот и заточённых в казармах членов Городского совета? Быть может, барон Копчевиг сочинил всё это, чтобы уберечься, а быть может, так оно и есть, и тогда на гостя надо устраивать засаду. Но без баронессы узнать правду будет затруднительно.
Размышление это пронеслось в голове Тимофея быстро, но ещё быстрее он увидел в другом углу дочку барона, чахлую незамужнюю девицу на исходе третьего десятка лет.
— Петюнич? — окликнул он того самого солдата, что больше всех в нём сомневался. — Старая карга чего-то не понимает. Пальни-ка для ясности по молоденькой. Только ласково.
«Петюнич» повиновался с радостью, и дочка барона взвыла, но баронесса взвыла и того громче.
— Изверги! Изверги проклятущие!
Секунды, на которую она потеряла внимание, хватило, чтобы двое солдат выхватили охотничье ружьё и подняли баронессу Копчевиг на ноги.
— Ей бы с генералами поговорить, — напомнил очевидное Тимофей, — но до того я б этот визгливый рот заткнул.
Он по-прежнему не отдавал приказы, но тон его с каждым разом становился всё уверенней, и никто всерьёз такому повороту ещё не воспротивился. Что само по себе было — неверный ноябрьский лёд, проломится в любом месте, да только ни к чему, вовсе ни к чему о том волноваться.
— Эй, вы! — наклонилась к люку кухарка. — Там у конюшни какая-то возня, отсюда слыхать. Кажись, тоже стреляют.
— Двое с дамами, остальные наверх, — не успел придержать свой язык Тимофей.
Лёд даже не хрустнул — не до того.
Солдаты побежали вперёд, а Тимофей кивком позвал с собой всё ту же кухарку.
— В подвале баронесса и дочь. Где сын, молодой барон где?
— Так в подвале и был… утром ещё… — растерянно нахмурилась она, и Тимофей почуял: не лжёт. — Но мимо меня мог пройти, я ж им не сторож. Может, на конюшню и бросился, он в седле-то хорошо держится.
— На кой ему седло, куда он ускачет из закрытого города?
— Ой… поняла я! — спохватилась кухарка. — Он меня вчера ещё расспрашивал насчёт одного конюха — из ваших, Северной части. Я с ним зналась в том году, нашинский прежний конюх свёл. Молодой барон соображает хорошо, с него станется самому слугой переодеться и пойти в казармы наших лошадок дарить, а там и выберется. И одёжи-то простой я недосчиталась, стирку затевая…
Тимофей вышел на крыльцо и прямо оттуда разглядел подле конюшни полковника Шкёва. Полковник Шкёв побагровел от крика, но о чём он кричит, Тимофей не слушал: рядом с полковником, капая кровью из носа, стоял некто в разодранном уже ватнике и держал за поводья разом трёх коней.
А напротив полковника вытянулись и те солдаты, что обыскивали конюшни, и те, что были с Тимофеем в особняке. Когда он подходил, полковник Шкёв как раз выворачивал карманы любителю романсов и готовился покричать о хрустальной пепельнице и каких-то то ли перстнях, то ли серьгах, посыпавшихся звёздами в жухлую траву.
— Добрый день, барон Копчевиг, — обратился Тимофей к молодому человеку с разбитым носом и поводьями в руках. — Вы арестованы. А фантазия дать конюху Северной части Хляцкому взятку лошадьми, во-первых, провальна, а во-вторых, оскорбительна для Охраны Петерберга.
— Подождите, но я только… — сын барона потешно выкатил глаза, и Тимофей выдохнул: повезло, сложилось. И сложилось совсем уж нечаянно. А что нелепая фамилия конюха Северной части настоящая, а не очередная шутка Хикеракли, уж никак нельзя было быть уверенным.
Господин Солосье — Золотце — то и дело не без кокетства поругивал сам себя за так называемое «романное мышление». Подразумевало оно сплошь рискованные дерзости, исполненные скорее эффектно, нежели с опорой на здравый смысл, — и такой подход крепко запал Тимофею в душу.
Только романы они с господином Солосье предпочитали разные.
— Какой барон? Какая взятка? — резко обернулся полковник Шкёв. — Что ты вообще здесь делаешь, мальчишка?!
— Достаю из-под земли — отчасти в буквальном смысле — семейство Копчевигов, — усмехнулся Тимофей. — Которое вы, полковник, вчера в этом доме не нашли. Вас сопроводить к укрытию?
— Да кто тебе разрешил рот раскрывать?! Вы все тут озверели, мародёры! — полковник потряс злополучной пепельницей и с гадливостью отбросил её. — Вас отправили в патруль, а не грабить особняки! Патруль, слышите, дегенераты? Мне донёс калека, что вы тут насильничаете кухонную девку, я прихожу, а вы уже принялись за конюха, да ещё и карманы полные!
— Вы сами себя оглушили ором, полковник? — ровным голосом поинтересовался Тимофей. — Это не конюх, это молодой барон Копчевиг, который натянул ватник, чтобы бежать через Северную часть. Наверняка с бумагами — поищите под седлом у самой худой лошади. У той, что за взятку не сойдёт.
