Таллис тоже ушла. У нее уже есть подруга для путешествий, Озерная Пловчиха. Подумав о диких лошадях в долине, она спросила себя, существовали ли легенды об укротителях: подчинить волю дикого коня, сесть на его спину, скакать на нем… да, ранняя мысль не обходилась без магии и, безусловно, вокруг охотников, ловивших эти быстрые и гордые создания, должен был сложиться круг легенд.
Она вернулась в домик мертвых. Тиг уже исчез, уничтожив костер и разбросав пепел по полу. С земляного вала она посмотрела на север и вскоре увидела завернутые в меха фигуры Мортен и трех охотников; они прошли по краю леса, повернули на юг и быстро исчезли из вида.
Опять на север: серый клубящийся туман, за которым угадывались горы и зима. Детали почти не видны; все накрывал полог леса, серый и бесформенный, и только вздрагивающие гигантские вязы вздымались над лиственным морем. Она услышала, как кто-то назвал ее имя, потом еще и еще. Таллис очнулась и обнаружила, что прошло много времени. Посмотрев вниз, она увидела Скатаха, медленно поднимавшего к ней через густой кустарник. На спине он нес Уинн-Джонса; старик откидывал колючки палкой, одной рукой держась за шею сына. Наконец они вошли в загородку. Уинн-Джонс воткнул посох в землю и, помогая им себе, спустился со своего коня. Потом он набросил плащ с перьями на посох, и Скатах помог ему усесться в этом ненадежном убежище, лицом к райятукам. Шаман посмотрел на статуи, его здоровый глаз сверкнул. Таллис спустилась к ним и увидела, что он испуган. Белая борода растрепана, намалеванная глиной синяя линия бежит по лбу и вокруг коротких белых волос.
Скатах вошел в домик мертвых и тут же вышел.
— Никаких следов Тига.
— Будь на чеку, — беспокойно сказал Уинн-Джонс. — Он не может быть далеко... — Потом повернулся, мрачно улыбнулся Таллис и добавил, тихо но разборчиво: — Я не хочу, чтобы этот маленький убийца находился от нас ближе, чем в броске камня. Он слишком точен.
Мужчина и женщина обменялись долгими изучающими взглядами.
— Таллис... Ты Таллис.
— Да.
— Ты говорила со мной во сне. Ты рассказывала о приключениях. И задавала вопросы.
— Да. Ты помнишь их?
— Смутно, — ответил он и подозвал ее к себе. Она подошла и села на холодную землю. Он взял ее руки и она почувствовала в нем скрытое напряжение; и он весь дрожал. Тень Тига беспокоила его больше, чем ужасная рана, ослепившая его на левый глаз и разукрасившая щеки шрамами. Уинн-Джонс, не обращая внимания на ее встревоженный взгляд, взял ее лицо руками, потом коснулся пальцами губ.
— Сколько лет тебе было, когда лес забрал тебя?
— Тринадцать, — ответила Таллис. — Но меня забрал не лес. Я ушла вместе со Скатахом. Я не собиралась оставаться так долго.
Старик, казалось, развеселился, но потом сказал:
— Ты много помнишь об Англии? О твоей жизни? О мире?
— Много, — ответила она. — Я расскажу тебе все, что помню, но я была довольно замкнутым ребенком...
— Позже, — сказал он. — Я хочу услышать об этом позже. Сначала я хочу кое-что показать тебе, кое-что такое, что приободрит тебя. Потом я подумаю о всех странностях, которые случились с тобой в детстве; мой первенец уже рассказал мне немного о твоей жизни и о вопросах, которые ты хочешь задать мне.
Таллис печально посмотрела на домик мертвых; последняя дрожь потери заставила ее поплотнее закутаться в меха.
— Что с тобой? — спросил Уинн-Джонс озабоченным и доброжелательным голосом.
— Несколько часов назад я сожгла останки моего первенца, — ответила Таллис.
— А...
Через какое-то Уинн-Джонс спросил:
— Сколько прожил ребенок?
— Сезон или два. Несколько месяцев. — Таллис улыбнулась. — Я плохо помню старые способы счета времени.
— Сколько детей... всего?
— Трое. Двое не сумели родиться.
— И все от моего сына? — спросил Уинн-Джонс.
— Да, — быстро ответила Таллис, хотя и опустила взгляд, частично солгав; посмотрев обратно на Уинн-Джонса она увидела, что он уже не улыбается.
Внезапно он выдернул черное перо из бахромы своего плаща. Холодный ветер ухватился за его обстриженные белые волосы и заставил затрястись, как лихорадке, но он, не дав Таллис застегнуть на себе потуже плащ, толкнул перо ей в руку.
— Обряды и ритуалы позднего неолита, — сказал он, криво улыбнувшись. — Черное перо — знак моей печали. Завтра принеси его в дом шамана и мы сожжем его с пером жирной птицы, медом и полоской сушеной волчьей кожи. В выдолбленном камне, конечно, и тебе придется оставить на камне след своего тела; позже я его раскрашу. — Он почти смеялся и даже прикрыл глаз от удовольствия: шутка для цивилизованных людей. — Это поможет духу мальчика найти дорогу. Во всяком случае они в это верят.
Таллис пожала плечами.
— Возможно, так оно и есть. В этом мире все это работает. Магия. Спиритизм.
— Да, верно. И это по-прежнему страшат меня. Ребенок может быть из плоти и крови, и все равно сгниет в лесу. Какие биологические процессы происходят при этом? Из всех моих детей выжили только двое — Скатах и Мортен. Странно, но, как я понимаю, это означает, что в них больше леса, чем плоти. Мой сын почти не мог выйти из леса и исследовать фермы вокруг Райхоупа.
— Знаю.
— И, я боюсь, твоя собственная судьба была запечатана в тот момент, когда ты впервые вошла в лес вместе с ним. Он находился в запретном для него месте — Англии — и сумел вернуться; его подхватил отлив, могущественный поток, вынесший его обратно в сердце леса. Но ты... тебе разрешено только путешествие в ад... Скатах не сможет вернуть тебя в Англию, как бы не пытался.
Таллис мрачно кивнула.
— Я собиралась исследовать лес в течении месяца. И заблудилась здесь на восемь лет.
— Приготовься заблудиться до конца жизни.
— Я никогда не приму это, — твердо сказала Таллис. — Так или иначе, я выберусь отсюда.
— Ты никогда не вернешься домой. Смирись.
— Я найду брата. И верну его домой. Меньшего я не приму.
— А, да... — Уинн-Джонс мимолетно улыбнулся. — Твой брат. Помоги мне встать. Я хочу показать тебе кое-что.
Он неуверенно встал на ноги, тяжело опираясь на Таллис, и палкой указал на мрачные тотемы.
— Ты, конечно, знаешь их всех.
Таллис поглядела на деревянные статуи и у нее возникло ощущение, что они ей знакомы. Она вздрогнула, слишком близко подойдя к пониманию. — Да и нет, — сказала она. — Они напоминают мне мои маски.
— Я видел твои маски, — сказал старик. — Однажды. Это Соколица.
— Полет птицы в неведомый край.
— А этот, вновь зазеленевший, Скоген...
— Тень леса, — выдохнула Таллис. — Я всегда чувствовала странную близость с ней.
