— Выходит, никудышнее…
— Так получается. — расслабленно вздохнул Ваюршин. Нервозность Ольги не укрылась от него, и он смягчил тон: — Это я только к тому, что не стоит их слишком жестко прессовать. Люди все-таки… А то мне передали, что Маньякин там сапогом пнул кого-то…
— Ну, он вообще отморозок… Кстати, его соседка мне знаете что рассказывала? — Ольга любила иногда посплетничать, и сейчас начала с увлечением перемывать косточки недостойному сослуживцу. Страх перед провокацией ослаб, но на дне души остался осадок разочарования: похоже, Ваюршин больше не пытается вывести разговор на обобщения. Что ж, ладно — обсудим хоть и Маньякина. Девушка продолжила щебетать, сделав страшные глаза: — Жена Маньякина ей все жалуется на своего благоверного. Ильнур гуляет, пьет по-черному… А как напьется — оружие на постели разложит, жене кричит — "Убью! Государство — это я! Вертикаль — это я!" Та не знает каждый раз, жива останется или нет… Потолок однажды прострелил… А дети все это видят… Ужас! Настоящий беспредельщик…
— Угу. — кивнул Ваюршин, вяло изобразив интерес к теме — Помню, пять лет назад рабочие с металлургического дорогу перекрывали, и он тогда какого-то профсоюзника так огрел вертикалью власти, что у того сотрясение мозга…
— И что Ильнуру за это было?
— Да ничего… — флегматично отозвался Владимир — Комиссия приезжала, выговор объявили. А с тех пор он быстро вверх пошел. Такие сейчас нужны…
Презрительная гримаса исказила личико девушки.
— Подлецам везде у нас дорога — проговорила она.
— Ну, хороших людей всегда больше — Ваюршин вздохнул — а плохие лучше организованы.
— Может быть, и хорошим имеет смысл организоваться получше? — улыбнулась девушка.
— Ну… А что ты улыбаешься, Оля? Надо бы.
На сей раз наивность ее тона была явно фальшивой, и Ваюршин это понял. Очевидно, ей хотелось перевести разговор в серьезное русло. "Но почему она так испугалась, когда я заговорил о том, что подавление пенсионеров силами полиции — стыд и позор? Неужели она не разделяет этого взгляда? Ведь у нее больная мать — пенсионерка… Или я ошибся в своих расчетах? Ладно, эту тему пока оставим. Надо быть осторожнее."
Он снова вздохнул, затем спросил с улыбкой:
— Ладно, это все высокие материи… А как проблема с квартирой? Решается?
— Какое там — девушка погрустнела, ее разочарование усилилось.
"Ну что он темнит, почему не предложит прямо, а уж я бы согласилась… или отказалась, по обстановке". По инерции она продолжила:
— Как бы из этой не выселили. Квартплата все растет…
— Видел объявление — подхватил Ваюршин — банк предлагает ипотечный кредит…
— Вы что, шутите? — раздраженно рассмеялась девушка — Как из этого кредита выпутываться при нашей с ним зарплате?
Тут Миловидова поняла, что сболтнула лишнее — нечаянно выдала план брака со Швецовым, ею скрываемый. Вообще-то, она понимала вред суеверий. Но прочитанные в юности женские журналы, где "сглазу" и "порче" посвящались многие страницы, заставили ее дать себе зарок: о предстоящей женитьбе никому ни слова. А тут вырвалось… И все от раздражения.
"Ну что он завел разговор на эту больную тему? Нет у нас денег на квартиру, и не будет никогда! О своих предложениях молчит, темнит. Но ведь явно неспроста начал о митинге!"
Щеки Ольги порозовели, она отвела взгляд в сторону. Оставалось надеяться, что Ваюршин ничего не заметил. И вправду, майор даже ухом не повел. Без тени улыбки он произнес:
— А вот наши ветераны вспоминают, что раньше жильем обеспечивало государство. Причем бесплатно.
— Ну, это когда было… — девушка приободрилась: с квартирно-личной темы разговор свернул, кажется, на историю — А все-таки было бы здорово, если б эта традиция сохранилась…
— Куда там! — усмехнулся Ваюршин — Газетчики уже пятнадцать лет втолковывают, что такие мечты — иждивенчество.
— Чего ждать от газетчиков? — вздохнула Ольга — Матерые бандиты в их писаниях выглядят благодетелями. Они, мол, частный бизнес развивают, деньги на спорт жертвуют, детские площадки строят, рабочие места создают…
— Сейчас такой писанины уже поменьше. — откликнулся Ваюршин — Устрожение, как-никак. Бандитов чаще ругают. Но для них бандит — это тот, кто шапку с лоха снимает в темном переулке. А те, кто комбинаты и заводы растащили — это уже легальные бизнесмены, и выступать против них — это "крайнизм" и "разжигание розни".
— Получается что мы, стражи порядка, крупных бандитов защищаем от мелких? Как начнешь об этом задумываться, грустно на душе становится. Лучше об этом не думать. Ведь выбора у нас все равно нет.
Последняя фраза была ловушкой. Решится ли Ваюршин раскрыть свои подходы к решению проблемы? Уловка сработала.
— Оля, а что если бы он был? — живо откликнулся Владимир — Если бы кто-то начал бороться против настоящих бандитов? Против таких, как местный мафиози Крюк, например?
— Это мы уж видели. — не выдержав неопределенности, Ольга решила раскрыть карты. Она заговорила убежденно, категорично — Помните, разоблачили группу возмездия из наших, "Белую стрелу"? Володя, это ничего не дает. Все равно власть у богачей и чиновников, вы же сколько раз мне рассказывали об этой грязной кухне. А самосуд — это преступление. Нельзя ведь преступать закон.
— Закон… — жестко усмехнулся Ваюршин, и в голосе его зазвенел металл: — Закон пишут те мерзавцы и преступники, что 15 лет назад растащили государственную собственность. Они платят газетчикам и церковникам, финансируют политиков и депутатов. Они, именно они пишут нам законы! А кто и как законы защищает — вы сами знаете. Взгляните на Ильнура Маньякина — вот вам страж "диктатуры закона"!
— Но ведь и вы — страж закона.
— Я… Я исключение. Редкое. Вы даже не представляете, насколько редкое.
"Нет сомнения, он хочет вовлечь меня в какое-то дело." — подумала Ольга — "Но куда он хочет увлечь меня? В очередную патриотически-полицейскую мафию? Или все куда серьезней? В революцию?… Но что ж он так неуверенно? Спросить напрямую? А может, он провокатор? Как мы все отравлены страхом… как я ненавижу этот режим! Все же надо поостеречься".
Всплеснув руками, девушка недоуменно вопросила, играя детскую наивность:
— Так по-вашему, обман и грабеж — суть всей системы, а честные люди в ней исключения?! — и продолжила, будто размышляя вслух — Да, все сходится… Потому и квартплата растет, и на квартиру у нас денег нет, и стариков избивают, и льготы им отменяют… Но что же делать? Неужели оправдан самосуд?
Притворство не обмануло майора — он видел, что реакция Миловидовой чуть наиграна, но принял ее игру:
