— Дай мне слово, самое-самое страшное слово, — говорит Ника и поворачивается к Леве. — Жизнью родителей поклянись, что никому не скажешь.
— Клянусь, — говорит Лева, — жизнью родителей, да. Слава богу, они еще живые, думает он, слава богу.
За стеклом белый снег падает на черные деревья. Несколько снежинок ложатся на оконный откос — и Марине кажется: она видит, как они медленно тают, превращаясь в едва заметные мокрые пятнышки.
Первый октябрьский снег, обещание долгой зимы. Но все равно — еще рано доставать лыжи, не пришло время снежных крепостей, скольжения по льду замерзших прудов, упругих снежков, летящих в лица врагов и вечерние окна друзей: эй, выходи, давай играть! Марина знает: снег не раз растает и снова выпадет, и только потом — зима, мороз, елки сверкают на улицах, на ветках — гирлянды и шары, на верхушке — серебряная звезда, заключенная в круг.
Но это еще не скоро. А сейчас остается смотреть в окно и гадать: дождется ли первый снег конца уроков или сгинет, едва коснувшись земли, словно снежинка на откосе окна?
— А Марина Петрова, я вижу, все смотрит в окно, — говорит ДэДэ, — наверное, она лучше учителя знает тему сегодняшнего урока, не так ли, Петрова?
После той давней истории с катанием по перилам ДэДэ пользуется любым поводом, чтобы прицепиться. Вот теперь нельзя в окно смотреть, здрасте пожалуйста.
— Нет, — отвечает Марина, — я не знаю темы сегодняшнего урока. Но вы же все равно на доске не пишете, так что я могу и в окно смотреть.
— Хорошо, — говорит географ, — раз я не пишу на доске, то я попрошу кого-нибудь выйти и написать нам, например… пять основных характеристик нечерноземных почв. Это будет… — запустив пальцы в разлохмаченные волосы, он наклоняется над журналом, — это будет… — класс замирает, никто не знает пяти основных характеристик, — а, вот Петрова пусть и будет!
Марина поднимается и краем глаза видит, как Ника, раскрыв учебник, показывает обкушенным ногтем нужный абзац. Марина гордо вздергивает голову — все равно не успеет прочитать! — и идет к доске. Еще не хватало ей подачек от Ники! Мало того что Марина лишилась соседнего свободного места, так теперь еще и Лева чуть что начинает: «А вот Ника сказала… Ника считает…»
Правда, Лева рассказывает о Нике только Марине с Гошей — конечно, они друзья, дразниться не будут. А остальные, небось, поднимут на смех: еще бы, самый умный мальчик, а дружит с дурочкой из «пятнашки»!
Пятнашки — дураки, это все знают.
Марина стоит у доски. Хорошо, три из пяти характеристик она помнит, а две другие придется сочинить. Меньше тройки по-любому не поставят — ну, дома на Маринины тройки давно махнули рукой. Мама знает: в четверти опять будут одни четверки, а в учебное время их-то как раз и не бывает — только тройки и пятерки. Три плюс пять будет восемь. Делить на два. Вот вам и среднее арифметическое.
Конечно, Марина может учиться лучше — но зачем? И без этого в жизни столько интересного! Чем учить скучные уроки, лучше гонять на велосипедах с Гошей, обсуждать с Левой, будет ли продолжение у «Мальтийской птицы» и правда ли ДэДэ — шпион мертвых.
Марина считала — нет, не правда, а Лева убеждал, что очень даже может быть, потому что, во-первых, ДэДэ вредный, во-вторых, непонятно зачем ходит в какие-то дурацкие походы, а в-третьих, в школах всегда бывают шпионы — какой угодно фильм посмотри!
Гоша по обыкновению говорил: «Ух ты!» — а Марина спорила: мол, если бы географ был шпионом, его давно бы уже поймали. И вообще — с мертвыми сейчас мир, шпионы только в кино и остались.
О мертвых Марина знает больше всех в классе. Все-таки ее папа время от времени бывает на приемах в Министерстве по делам Заграничья, встречается с мертвыми послами, заключает какие-то торговые сделки, покупает мертвую технику или мертвую одежду — те самые, которые потом не найдешь в магазинах, только у знакомых или на черном рынке. Марина сто раз просила папу достать мертвый плеер — живые плееры, которые продавались в магазинах, то и дело ломались и жевали пленку, — но папа категорически отказался. Мама объяснила: мертвые все время предлагают ему подарки, чтобы он заключил договор именно с ними, на их условиях. Но подарки эти брать нельзя: если узнают — в лучшем случае выгонят с работы.
Вот Марине и приходится ограничиваться редкими папиными рассказами о мертвых. Он говорит, мертвые вовсе не похожи на то, как их показывают в кино: по крайней мере — те мертвые, с которыми знаком папа. Они хорошо одеты, белокожи, носят, как правило, черные очки и смокинг, да и вообще всем похожи на людей, разве что действительно не любят солнце. Вот деловые встречи и происходят по ночам, а утром папа отсыпается, так что Марина видит его только по выходным.
Само собой, папе не до Марининых троек, тем более — по географии.
А по мертвым языкам у нее всегда пятерки — это папа ценит. Недаром когда-то хотел отдать ее в языковую спецшколу.
Марина выходит на улицу. Надо же, снег еще не растаял! Смеясь, она бросает снежок в Гошу, кричит:
— Откроем сезон?
— Ага! — и, бросив сумку, Гоша хватает пригоршню снега.
Лева уже куда-то убежал, так быстро, что Марина даже удивилась.
— Что это с ним? — спросила она Гошу.
— Может, он Нику пошел провожать?
— Ника-Кика, — зло ответила Марина, — не дружит он больше с нами, я правильно поняла?
— Почему не дружит? — пожал плечами Гоша. — Можно же дружить и с ней, и с нами?
— Как-то раньше без нее обходились, — сказала Марина, — и ничего.
В раздевалке она рассказывала Гоше мертвый фильм, который когда-то видел дядя Коля и потом пересказал ей. Это был фильм про мертвое об-гру, только оно называлось как-то по-другому. Действие происходило в специальной школе-монастыре, и главного героя приходили учить тонкостям боевой техники четыре призрака.
Вообще, в мертвых фильмах всегда довольно много призраков — что, конечно, неудивительно. Призраки — они ведь тоже мертвые, но только перешедшие Границу.
Тут Марина всегда путалась, а папу спросить стеснялась. Мертвые, с которыми общались папа и дядя Коля, призраками не были, это точно. Не были они, разумеется, и боевыми зомби — лишенными разума мертвыми, брошенными на прорыв Границы. Получалось: не все мертвые, пересекшие Границу, становятся призраками. Хочется разобраться, но в книгах ничего не пишут, а папу спросить Марина не решается. Можно еще поговорить с Павлом Васильевичем, но тут надо выждать момент, когда он начнет вспоминать войну. Вот тут и надо спрашивать.
Гошин снежок попадает Марине прямо в нос. Становится мокро и смешно.
