— Я в порядке, — промямлил Финн заплетающимся языком и попытался высвободиться из рук Джареда.
— Наши люди услышали выстрел. Теперь всё кончено.
Финн с колотящимся сердцем дотронулся до руки Кейро, подёргал за рукав синего бархатного камзола.
— Кейро?
Мгновение ничего не происходило, названый брат лежал недвижно и не издавал ни звука. И скованный ужасом Финн почувствовал, как краски блёкнут, а жизнь вытекает из него самого.
И тут Кейро дёрнулся и повернулся набок. Оказалось, он ранен в руку — на ладони его горел ожог. Кейро лёг на спину, его тело сотрясали конвульсии.
— Ты смеёшься? — уставился на него Финн. — Почему ты смеёшься?
— Потому что это больно, брат. — Кейро сел, в глазах его появились слёзы. — Ладонь болит и, значит, она настоящая.
Металлический ноготь отчётливо выделялся на фоне обожжённой плоти его правой руки.
Финн ошарашено покачал головой и выдавил из себя хриплый смешок:
— Ты чокнутый.
— Точно, — добавил Джаред.
Но Кейро взглянул на Джареда:
— Оно того стоит, Мастер. Плоть и кровь. Хорошо узнать хотя бы это, для начала, как бы там ни было.
Когда они помогли ему подняться на ноги, Финн оглянулся и заметил, что Каспара снова охраняют свои солдаты, а вражеских уже увели прочь.
— Замуруйте тоннель, — прошипел он, и Сомс поклонился:
— Незамедлительно, милорд.
Финн отвернулся. И замер. Потому что в этот момент с миром произошло что-то ужасное.
Пчёлы перестали гудеть.
Стол превратился в изъеденную червём рухлядь.
С потолка посыпались куски штукатурки.
И померкло солнце.
Моё Королевство — навсегда.
Декрет короля Эндора
Финн высунулся из окна и огляделся.
Темнеющее небо стремительно затягивалось тучами, окончательно затмевающими свет. Поднимался сильный ветер, становилось очень холодно — невозможно холодно для этого времени года.
Мир вокруг изменился.
На стоявших во внутреннем дворе лошадях полопалась, сморщилась и обвисла клочьями шкура, и когда-то красивые животные выглядели теперь как кибернетические устройства, как конструкции из деталей и проводов. В стенах образовались дыры. На месте рва обнажилась канавка мёртвой вонючей земли. Лебеди поднялись в небо и улетели, громко хлопая крыльями. Прямо на глазах у Финна исчезал великолепный сад — от жимолости и ломоносов остались лишь хилые, иссушенные плети; ветер унёс несколько вялых, слабых лепестков.
Двери в дом были распахнуты. Вниз по лестнице сбежал слуга в побитом молью сером костюме вместо изящной ливреи.
Потеснив названого брата, в окно выглянул и Кейро.
— Что происходит? Мы по-прежнему в Тюрьме? Инкарцерон опять устроил зачистку?
В горле у Финна пересохло. Ответить он не мог.
Словно бы развеивались некие чары. Райское Поместье Клодии рушилось. Дом превращался в неряшливую развалину, золотисто-жёлтые стены тускнели. Обваливались птичники и конюшни, даже лабиринт выглядел теперь как голые, сырые заросли колючей ежевики.
— Без Тюрьмы здесь не обошлось, — пробормотал Джаред.
Финн обернулся. Куда делось убранство комнаты? Прежде изысканные бархатные драпировки свисали грязными лоскутами, некогда сиявший белизной потолок был изрезан многочисленными трещинами.
Джаред склонился над колченогим столом, выискивая что-то под слоем пыли.
Огонь погас, на портретах и бюстах виднелись заплатки и следы небрежной починки. И, что хуже всего, за исчезнувшими голограммами обнажились во всей своей уродливости сотни кабелей и проводов.
— Вот тебе и Эра! — Финн схватился за красную занавеску, и она расползлась под его пальцами.
— Так оно и было всё это время. — Джаред выпрямился, держа в руке Перчатку. — Мы обманывали сами себя.
— Но как…
— Ушла энергия. Полностью. — Сапиент спокойно огляделся. — Вот оно, настоящее Королевство, Финн. Страна, которую ты получил в наследство.
— То есть ты утверждаешь, что тут всё — фальшивка? — Кейро пнул вазу — та распалась на черепки. — Что-то вроде тухлых риксовых фокусов? И ты знал? Всё это время?
— Мы знали.
— Вы что, чокнутые?!
— Возможно, — ответил Джаред. — Реальность невыносима, а Эра защищала нас от этого уродливого зрелища. И знаешь, в общем-то, забыть об этом было не так уж сложно. Если ты постоянно видишь мир таким, он становится для тебя настоящим.
— Эх, лучше бы я оставался Внутри! — с отвращением откликнулся Кейро. И вдруг застыл, осознав правду. — Это всё устроила Тюрьма!
— Ну, конечно. — Финн потёр ушибленное плечо. — Как ещё…
— Сэр! — В комнату влетел запыхавшийся стражник. — Сэр, королева!
Финн оттолкнул его с дороги и выскочил в коридор, Кейро — за ним. Задержавшись на мгновение, чтобы спрятать в карман Перчатку, Джаред тоже поспешил из комнаты. Он поднимался мимо изгрызенных мышами стеновых панелей по лестнице, теперь продуваемой всеми ветрами — пластигласа в окнах больше не было; перешагивал через прогнившие ступеньки и думал о том, что происходит сейчас в его башне. Ведь научное оборудование, которое у него там хранится, настоящее.
Или нет?
Он остановился, положив ладонь на шаткие перила. Как знать? Доверять больше нельзя ничему. Даже тому, что прежде казалось незыблемым и само собой разумеющимся.
И всё же начавшийся распад не произвёл на Джареда столь опустошительного впечатления, как на Финна и его своевольного братца. Возможно, потому, что собственную болезнь сапиент всегда ощущал как крохотный изъян в безупречной красоте Королевства, как трещину, которую невозможно заделать или замаскировать.
А теперь всё вокруг такое же больное, как и он сам.
Он поймал в непосеребрённом зеркале отражение своего лица и улыбнулся. Клодия хотела сбросить узы Протокола . Возможно, Тюрьма сделала это за неё.
Но улыбка исчезла, когда Джаред поднялся на крепостную стену.
Поместье обратилось в пустошь. Вместо пышных лугов и густых лесов — кривые кусты и голые ветви деревьев на фоне серого зимнего неба.
Мир постарел в считанные мгновения.
Взгляды всех стоявших на крепостной стене были прикованы к вражескому лагерю. Яркие палатки вяло обвисли на кривых подпорках; недоумённо ржали лошади; покрытые ржавчиной доспехи воинов осыпались в прах; мушкеты превратились в бесполезную рухлядь, мечи стали настолько хрупкими, что ломались в руках.
— Вот вам и пушки! — хриплым от радости голосом воскликнул Финн. — Они ни за что не осмелятся стрелять из пушек — сами же и взорвутся. Они не могут нам навредить.