– Может, надо кинуть жабе монетку и дверь откроется?
– У тебя есть монетка?
– Откуда?
Мы еще немного повыдирали монетку из рук даоса, но она была отлита вместе с ним и выдираться не хотела.
– Это не та монетка, – наконец решила Аида и присела у подножия статуи, вытирая пот.
Я плюхнулся рядом. Мой энтузиазм сменился отчаянием.
Аида похлопала меня по руке и повернулась к статуе.
«Ибо тот, кто не имеет формы и не действует, способен измениться как угодно. Вот что такое путь» – прочла она в очередной раз и сморщила нос. – Мне кажется, в этой надписи и кроется указание, как найти выход. Иначе зачем она тут?
– И какое указание?
– Да думаю я!
– А что у нас не имеет формы? – я решил рассуждать логически.
– Воздух, огонь, вода, ветер, свет. То, что невозможно поймать и сжать в кулаке. То, что ускользает… – Аида прикрыла глаза и скорее размышляла вслух, чем отвечала на мои вопросы.
И тут меня осенило.
– Аида, – заорал я, вскакивая и тщетно пытаясь извлечь из штанов медальон. – Я все понял! Сжать в кулаке! Ты сказала – сжать в кулаке!
Я вытащил медальон и сунул его ей в нос.
– Смотри! Камень сжат в кулаке!
– Ну и что!
– А что значит камень, Аида, что значит камень, ты должна знать! Отец говорил тебе, он специально все говорил тебе!
Аида быстро посмотрела на меня и опустила глаза.
– Он говорил, что камень означает воду бессмертия. Воду нельзя удержать, и, чтобы сохранить бессмертие, воду превратили в камень, жизнь превратили в смерть. Медальон символизирует бессмертие, удержанное волей человека. Кто-то удержал смерть, жизнь, свет, волю… Поймал и сжал в кулаке… – Аида прикрыла глаза.
Голос ее звучал медленно и монотонно, словно она повторяла зазубренный урок. Мне даже показалось, что она сама не очень понимает то, что говорит.
– Но то, что схватил, – умрет. Вода бессмертия становится мертвой водой. Мертвая вода – это камень. Драгоценные камни – слезы земли, которыми она оплакивает своих смертных детей. Хочешь обрести бессмертие – обрети воду жизни. Преврати камень в воду, верни ему свободу… Высшее благо подобно воде…
Внезапно она открыла глаза и посмотрела на меня.
– Там еще есть про путь Дао, про воду, про мудрое правление и все такое. Надо?
– Пока нет, – из чувства самосохранения я не уточнил, где «там еще есть». – Потом, на досуге помедитируем.
Аида кивнула и уставилась на меня, ожидая, когда в ответ на ее тираду из меня выскочит ответ.
– Значит, так. В надписи, скорее всего, говорится про воду. Крысы, превращаясь в людей, забирают воду из воздуха, а при переходе обратно теряют ее. Вода не имеет формы, сама по себе она не действует, может принять форму сосуда. Жабу поймали в колодце.
– Колодец тоже что-то значит?
Я отмахнулся от Аиды, как от мухи.
– Значит, конечно. Здесь все что-нибудь значит. Но это потом. Итак: жаба значит стяжание. Стяжание порождается алчностью. Алчность, алчба – это жажда. Крысы жаждут воды, чтобы стать людьми. Жаба жаждет богатства. Крысы тоже. Тем и другим нужна вода для жизни… Эврика! Надо в жабу налить воды!
– Чего?!!!
– Налить воды в жабу.
– И что? – в глазах Аиды я отражался как полный дебил.
– Дашь жабе воды – дверка и откроется. Слыхала о водяных механизмах древности?
Аида кивнула и снова уставилась на меня.
– Воду мы где брать будем?
Вот это был вопрос!
– А у профессора нету?
– Если ты прав, должна быть.
– Можно, конечно, попробовать пописать в жабу…
Аида поперхнулась.
– Чего?
– Ну, это же тоже вода…
– Ага, вода. Может, там состав важен, ты же не знаешь, как эта фигня действует!
Мы решили не рисковать и писать не стали, а отправились обратно по коридору в поисках воды.
Вода ненавязчиво стояла прямо у дверей, через которые мы вошли. Початая упаковка с пластиковыми бутылками. Мы прихватили с собой одну и двинулись обратно к статуе.
– А одной хватит? Жаба жадная.
– Хватит. Не фиг жадничать, – о том и сказка.
– Миф, – поправила Аида.
– Какая, блин, разница?
– А что, если не подействует? – Аида смотрела на жабу через мое плечо, и я слышал ее дыхание.
– Сам боюсь.
Стараясь не дрожать, я влил воду жабе в пасть. В животе у твари что-то булькнуло, и пасть снова оказалась пустой.
– Во жаба какая, – в сердцах прошептала Аида, – я же говорила, не хватит.
– Посмотрим. Даосы тоже еще те приколисты, как я понял.
И мы замерли, глядя на Лю Хая.
Юродствующий старичок сквозь лукавые щелки глаз глядел на нас, приплясывая на жабе.
И когда надежда на спасение рухнула, статуя медленно повернулась, отползая к стене. Под ней зиял провал.
Как это там у даосов? – «Вот что такое путь»…
Когда я с неимоверным трудом, обливаясь потом сдвинул чугунную крышку люка и высунул голову наружу, то первое, что я увидел, было дуло нацеленного мне в лицо пистолета. Я зажмурился.
– Вылезай, Чернов, – услышал я и осторожно открыл глаза. Надо мной стояла Анна и держала в руке пистолет.
– Ты будешь стрелять? – мне очень нужно было знать правду.
– Хватит паясничать, дитя подземелья, – Анна щелкнула предохранителем и сунула оружие под ремень.
– Здесь свои, – сообщил я Аиде на ее вопросительный взгляд снизу, и мы полезли наружу.
Нет, все-таки Верховный Магистр был человек издевательский. В том смысле, что любил поиздеваться. Устроить тайный выход из лаборатории в дом своей бывшей прислуги – ну не идиотизм? Впрочем, зато прислуга верно сторожила дом даже после смерти хозяина.
– Как вы здесь оказались? – хором спросили мы друг друга, когда люк был закрыт.
Аида стояла позади меня, держа руки за спиной, как арестант. Ноздри ее раздувались, мышцы напряглись, но она молчала. Я хотел заслонить ее от Анны, защитить, но Аида сделала шаг вперед, и они ненавидяще уставились друг на друга. Я физически ощутил, как между ними проскакивают заряды ненависти и подозрения.
– Моя сестра, Анна.
Та тряхнула головой и прислонилась к стене.
– Аида… мой друг.
Аида еще раз метнула в Анну угрожающий взгляд и, по-прежнему держа руки за спиной, шагнула к дверям.
Я не хотел ее терять, но не знал, как остановить.
– Она так и уйдет? – Анна повела подбородком в ее сторону.
– Ты уходишь? – это все, что я смог «родить».
– Да. – Аида повернулась к Анне спиной, и только я знал, чего ей это стоило.
– Постой…
Но Аида сделала шаг в сторону двери.