Александр Громов - Феодал

Оказалось – есть. Плоскость опять обманула. Кто в плену привычных представлений, тот всегда бывает обманут. Убогим умом человек не в силах постичь замыслы Экспериментатора. В рамках эксперимента от него этого и не требуется.

– Можно поискать спальню, – в сильном сомнении проговорил Фома.

– А как их ищут?

– Замечают место, куда не заползают ловушки. Потом ложатся там спать и видят сны. Если что-то материализуется – значит, спальня. Другого способа не знаю. Никто не знает. Можно потратить время впустую. Можно нарваться на дурилку или обменник.

– Ничего себе!

– Все спальни обнаружены давным-давно опытным путем, – поделился Фома старой истиной. – Нет спальни – нет феода. Знаешь, я предлагаю двигаться вперед. Ну их, эти спальни.

– Вот и я так думаю, – вздохнув, сказала Оксана. – Ладно, вперед так вперед. Должна же когда-нибудь кончиться эта пустыня…

В ее голосе не было уверенности.

Преподобного Евпла беспокоил живот. Нет, никакой нутряной хвори в нем не было и отродясь не бывало. Просто он начал свешиваться с колен. Просторная ряса уже не могла скрыть сей печальный факт.

Преподобный сидел в широком, специально для него сделанном кресле. Умерщвляя плоть по чину, он подкладывал под себя подушку, набитую шерстью, а не пухом.

Шерсть давали кошки. В обители их жило девяносто семь штук, потомков одной пары, попавшей сюда лет сорок назад. Зверьки регулярно плодились, увеличивая мяукающее поголовье, а что до вырождения, то на качестве шерсти это не сказывалось. Сестры Евпраксия и Евлалия ежедневно вычесывали животных гребнями различной густоты, разделяя вычески на остевую шерсть и подшерсток. Несколько послушниц сортировали шерсть начисто, промывали ее и сушили, заодно истребляя попадавших в нее богопротивных тварей – блох. Половина продукции шла на набивку подушек для братьев и сестер, из второй половины послушницы пряли неплохую пряжу. На двух ручных ткацких станках поспевали праздничные рясы, менее нарядные, чем будничные, джутовые, а то и вовсе эфемерные. Рясы выходили жарковатые, зато долговечные. Даже теплые носки и валенки страдающего суставным ревматизмом брата Евангела были сработаны из кошачьей шерсти.

Хозяйство общины держалось, конечно, не на одних кошках. Смиренные послушники трудолюбиво обрабатывали поля и огороды. Особая артель собирала в реке съедобные водоросли и ловила сетью странных водяных существ, похожих на шнек от мясорубки и передвигающихся благодаря вращению. Поскольку существа имели жабры, они были признаны рыбой. Воистину богоданным источником мелкой, но изысканной пищи, вкушаемой лишь по праздникам, служил птичий двор. Близ вольеров человека оглушало тысячеголосое чириканье. Воробьи эти вечно дрались, галдели, пожирали уйму зерна, но исправно приносили потомство, что от них и требовалось. В отличие от людей, они могли размножаться и без благословения преподобного Евпла.

Воробей – птица вездесущая. Никого не удивляло, что на Плоскость проникла эта воистину не лучшая из Божиих тварей. Господь суров, но милостив. Сказано в Писании: довольствуйся малым. Недавно преподобный Евпл наложил епитимью на брата Елпидифора, вслух посетовавшего на легковесность жареной воробьиной тушки и сравнившего воробьев с индюками к большой невыгоде первых. Сказано: не вводи в соблазн. Лучше возблагодари Господа, в неизреченной милости своей даровавшего братьям и сестрам все-таки воробьев, а не колибри.

Битые воробьи давали перо и пух. Ощипыванием занимались малолетние, престарелые и больные послушницы, негодные для более тяжелой работы. Они же ведали починкой сеток вольеров и отгоняли кошек, только и ждущих случая пробраться на птичий двор. Кошкам приходилось довольствоваться воробьиной и рыбьей требухой.

Некогда водились и мыши, портившие урожай, но уже много лет никто их не видел. В охотничьем азарте, в стремлении разнообразить свой скудный рацион кошки окончательно решили мышиную проблему.

Преподобный умел перешагнуть через предрассудки. Черных котов топили как дьяволово отродье, но только угольно-черных, без постороннего окраса. Остальным дозволялось жить долго и умирать от старости. Из обритых шкурок выделывался пергамент; ими же, сшитыми по многу штук, обтягивались деревянные каркасы легких рыбацких челнов, похожих на чукотские байдары. Кошачье мясо шло на приманку для рыбы; кое-что доставалось и воробьям.

Жизнь общины текла размеренно – до вчерашнего дня. Монахи и монашенки проводили дни в молитве и наблюдении за хозяйством, послушники смиренно трудились. Временами приходилось наказывать нерадивых. Изредка лучшему из послушников даровалось монашеское звание, ибо примеры необходимы, а послушание есть труд, обещающий награду. Рождались дети.

Еще преподобный Ефрем, первый священник, перенесенный сюда волею Господа, после многих духовных терзаний и молитв основал купножитный монастырь – для монахов и монахинь. Несомненно, он получил откровение свыше. Преосвященный Макарий, запретивший купножитие века за три до Ефрема, был прав лишь отчасти. Что на Земле грех, то в Блаженной Пустыни оборачивается благом. Блаженная Пустынь – не Рай и не Ад. Ефрем знал, что взят живым не на небо и не в преисподнюю. Не ковчег ли это для вновь избранных? Бог задумал обрушить кару на погрязшее в ересях человечество, на никониан, на Синод, на нечестивую Власть, преследующую истинно верующих, на ее цепных псов, запечатавших алтари в храмах Рогожского Кладбища на Москве, откуда Господь взял Ефрема, только его сочтя достойным. Господь спасал лучших, чтобы вновь населить ими Землю после Судного дня. Но ожидание может затянуться, а человек смертен. Где же выход?

И до Ефрема в Блаженной Пустыни жили какие-то люди. Проповедуя, Ефрем находил чему поучиться у них. Избранные, они размножались. Значит, Господь благословляет плотский грех? Значит, не оставить по себе потомства – идти против Его воли?

Истинно так. Воспаленным умом Ефрем постиг: утверждение, будто Христос никогда не знал женщины, противно рассудку. Тридцатилетний девственник не может не озлобиться на слабый пол, он не пожелал бы вступиться за Магдалину.

Не из дерева – дерева было мало, – из мягкого камня первый преподобный возвел первую часовню. Сменялись поколения, обитель строилась, сложенные песчаником скалы уменьшились, дав материал для фундаментов и стен.

Прибывали новые спасаемые. Иные удивляли: среди них попадались чернокожие язычники, желтомордые буддисты, упорные в заблуждениях магометане, еретики всех мастей, даже никонианцы. Многих приходилось учить русскому языку. Новоспасенных смиряли, а смирив, приставляли к делу и обучали догматам истинной веры – в большинстве успешно. Находились и такие, кто бежал в пустыню, не ища спасения в Пустыни. Вернулись считаные единицы.