Молниеносным движением выхватил он волшебный жезл, с которым никогда не расставался, начертал магические знаки и произнёс формулы, вызывавшие подвластных ему духов четырех
стихий. Глаза его метали искры, ноздри дрожали и под могучей силой его воли со всех сторон появлялись служители мага, чтобы вступить в борьбу с огнем пожара, вызванного бесами.
Началась ожесточенная борьба, но вскоре облачные фаланги, руководимые магом, взяли верх; черные тени исчезли и огонь погас, как по волшебству, а десять минут спустя о грозившей опасности свидетельствовали лишь почерневшие кое-где стены, лохмотья портьер, да опрокинутая во время паники мебель.
Часть гостей разбежалась, а оставшиеся были перепуганы и подавлены случившимся, не понимая, откуда возник пожар, и еще менее, каким чудом он вдруг прекратился. Ольга исчезла и Супрамати не сомневался, что ее похитил Хирам, но он сохранил наружное спокойствие, уговаривая гостей остаться ужинать и извинившись только за невольное отсутствие, ввиду того, что должен пойти к жене, которая испугалась и чувствует себя нехорошо.
В одном из диких и дальних горных ущелий Палестины возвышалось старое, почерневшее от времени сооружение. Первоначально это был римский замок, а позднее сарацинская крепость, стоявшая долго в развалинах; потом неизвестные люди восстановили обрушившиеся стены, растрескавшиеся башни и развалившуюся ограду, и старое соколиное гнездо обратилось в укреплённый замок зла. Местные жители, как и путники, старались обходить мимо это зловещее место, над которым постоянно витали какие-то черные облака, а ночью оно точно окутывалось красноватым светом. И люди не напрасно избегали этот очаг тлетворных миазмов, которые могли заставить отшатнуться даже могучие силы добра. Здесь, как и в прочих во множестве разбросанных повсюду крепостях люцифериан, сосредоточивались возмутительнейшие ужасы, там практиковались всевозможные мерзости, всякие преступления против Бога и природы, всякие кощунства, какие только могла изобрести ненависть ада к небу. Здесь оргии шабаша доходили до высочайшей степени гнусности и оживленные трупы принимали участие в сатанинских пиршествах. Здесь совершался также культ утонченного вампиризма, а для удовлетворения его похищались дети и молодые девушки, у которых оживленные ларвы и люцифериане-вампирики высасывали кровь до последней капли; наконец, здесь же сочетались инкубы и суккубы.
В это-то гнездо всяких ужасов и мерзостей унес Хирам Ольгу, и смоченный наркотической эссенцией платок погрузил ее в глубокий летаргический сон.
Мертвенно бледная, без одежды, которую немедленно сожгли, лежала она в одной из башен в ожидании предстоявшего ей заклания, так как дикая ненависть Хирама искала удовлетворения только в смерти Ольги. Да, она должна была быть опозорена и убита, чтобы наказать Супрамати, поразив в нем разом супруга и мага.
В эту ночь совершалась большая черная месса, сопровождаемая вампирическим пиршеством, и Хирам решил сам высосать кровь Ольги; а если кровь эта окажется слишком пропитанной излучениями мага, то ее принесут в жертву сатане. Во всяком случае, он хотел обладать ею не иначе, как мертвою, а для того, чтобы молодая женщина не смутила их и не помешала, защищаясь молитвами или какими-либо приемами белой магии, которым муж мог научить ее, решено было оставить ее без сознания до решительной минуты. Вмешательства Супрамати он не боялся; в этой твердыне зла, куда не рискнул бы проникнуть даже маг, Хирам чувствовал себя неуязвимым.
Действительно, в эту минуту Супрамати испытывал тяжелую нравственную борьбу, его бросило в холодный пот, когда он определил по своему волшебному зеркалу, что Ольга находится в люциферианской крепости. Чтобы спасти молодую женщину, приходилось на самом деле спуститься в самый ад и вступить в борьбу, казавшуюся ему выше его сил; хватит ли у него достаточно могущества, чтобы победить столько соединенного зла? Все равно, надо было попытаться.
Поспешно прошел он в свою лабораторию и позвал Нивару. С его помощью он облекся в блестящее вооружение рыцаря Грааля и опоясался огненным мечом; на груди его горел разноцветными огнями нагрудный знак мага.
Бледный и взволнованный, Нивара закутал его в белый плащ с фосфорическим золотым крестом.
– Учитель, позволь мне сопровождать тебя! – сказал он.
– Нет, друг мой, это была бы бесполезная жертва: ты повредишь себе, а мне не поможешь. Но, если ты желаешь поддержать меня в страшной борьбе, останься здесь, молись, жги перед алтарем полагающиеся ароматы и читай формулы, призывающие силы добра для победы над адом, – ответил Супрамати, пожимая руку молодого человека и бросаясь к двери, где ожидал его самолет.
В ту же минуту портьера раздвинулась и на пороге показался Дахир, вооруженный подобным же образом.
– Ты, Дахир? – воскликнул Супрамати радостно и удивленно.
– Как мог ты подумать, брат, что я пущу тебя одного сражаться с адом! – упрекнул его Дахир.
Вдруг по комнате пронесся гармоничный аккорд и послышался звучный голос Эбрамара:
– Смело вперед, дети мои, я буду с вами. А ты, Супрамати, как мог ты хоть на минуту думать, что мрак может быть сильнее света!
Не теряя ни секунды, Супрамати с Дахиром вбежали на башенку, где их ожидал самолет; но прежде чем сесть в воздушный экипаж, Супрамати поднес к губам маленький слоновой кости рог, висевший на его поясе. Раздался странный, дрожащий и длительный звук. Дахир повторил тот же сигнал, а затем оба уселись, и самолет помчался с головокружительной быстротой.
Люциферианская крепость в эту ночь вся была залита кровавым светом; а внутри заканчивались последние приготовления к предстоявшим отвратительным обрядам.
В громадной зале с воздвигнутым в глубине ее жертвенником сатаны толпились члены демонического братства. На убранных красным пышных постелях лежали трупы нагих мужчин и женщин, а вокруг них носились отвратительные существа с мертвенными лицами, впалыми, страшными глазами и красными, как кровь, губами, ожидавшие празднества и оргии.
На жертвеннике замертво лежала Ольга. Хирам заявил, что она совершенно заражена чистыми флюидами и годится только на жертвоприношение. Около широких и глубоких сосудов столпились сатанинские жрецы; они резали животных, чтобы наполнить сосуды кровью, которая должна была служить для материализации инкубов, ларв и других представителей темного населения загробного мира. На высоких треножниках горели травы вместе с внутренностями трупов, распространяя тошнотворное зловоние; странный оркестр, состоявший из карликов и уродов, калек и горбунов, играл на инструментах, струны которых были из человеческих жил, дикие и несвязные мелодии, потрясавшие воздух.
