Вот почему Аомамэ решила пойти в зоомагазин на станции Дзиюгаока и купить себе золотых рыбок. Ведь если никто не покупает тебе ни рыбок, ни аквариума, только и остается, что пойти и купить самой. Так или нет? Взрослая тридцатилетняя женщина, живешь в квартире одна. В абонентском ящике хранишь толстенную пачку денег. И если купишь себе несколько рыбок в аквариуме, кто станет тебя ненавидеть?
Но когда Аомамэ пришла в зоомагазин и увидела, как рыбки в аквариуме плавают наперегонки, раздувая жабры, покупать их ей расхотелось. Эти крохотные бессознательные существа являли собой настолько совершенную форму жизни, что покупать их как вещь казалось чем-то неправильным. Глядя на них, она вспомнила себя в детстве. Такую же бессильную, втиснутую в рамки, лишенную возможности плыть куда хочется. Хотя рыбкам, судя по выражениям на физиономиях, уплывать никуда особенно не хотелось. Личная свобода была им до лампочки. В отличие от Аомамэ.
Наблюдая за рыбками в «Плакучей вилле», Аомамэ ни о чем подобном не рассуждала. Тамошние рыбки плавали гордо и жизнерадостно, рассекая лучи летнего солнца, преломленные в воде. Словно демонстрировали, как это здорово — жить вместе с ними, и как ярко они могли бы раскрасить чьи-нибудь серые будни. Но при виде, казалось бы, точно таких же рыбок на распродаже Аомамэ закусила губу и серьезно задумалась. Нет, решила она в итоге. Держать дома рыбок — занятие не для меня.
И тут ее взгляд упал на одинокий фикус в самом дальнем углу магазина. Он стоял там, как провинившийся ребенок, которого прогнали с глаз долой и забыли. Жухлый, искалеченный. Аомамэ тут же захотела купить его. Не потому, что понравился. Просто надо было его забрать оттуда. И даже поставив его дома в углу, она обращала на него внимание, лишь когда поливала.
Но теперь мысль о том, что этого фикуса она уже не увидит, вдруг пронзила ее сердце, точно иглой. Лицо Аомамэ перекосилось, как случалось всегда, если хотелось завыть во весь голос. Мышцы носа, губ, век разъезжались в стороны под разными углами — до тех пор, пока Аомамэ не ощутила себя совершенно другим человеком. И лишь тогда она вернула лицу его обычное выражение.
Так почему же этот фикус не выходит у нее из головы? В любом случае Тамару о нем позаботится, можно не сомневаться. У такого аккуратиста это выйдет даже лучше, чем у меня, признала она. Этому человеку можно доверить чужие судьбы, не то что мне. Со своими собаками он обращается, будто с частями своего тела. А как тщательно ухаживает за деревьями в хозяйском саду. И с каким самозабвением защищал младшего товарища в приюте. Мне до такого отношения к чужой жизни — как до луны. Тут дай бог сил справиться с собственным одиночеством…
Подумав об одиночестве, она вспомнила Аюми. Бедняжку приковали наручниками к кровати, изнасиловали и задушили поясом от халата. Насколько известно, преступника до сих пор не нашли. У Аюми была семья, были соседи по общежитию. Но она оставалась бесконечно одинокой. Настолько, что довела себя до такой дикой, нелепой смерти. А я не смогла ей ничего дать, когда бедняжке это было так нужно. Ведь она просила меня о помощи, это факт. Но я предпочла защитить свои секреты и свое одиночество. Почему же Аюми выбрала для своей просьбы меня? Именно меня — из стольких людей на свете?
Аомамэ закрыла глаза, и ей тут же представился фикус, оставленный в прежней квартире.
Так какого же черта проклятый фикус не выходит у меня из головы?!
Потом она плакала. Что со мной, думала она, размазывая слезы и качая головой. Слишком часто я плачу. Вроде ведь не собиралась. Но при мысли о фикусе плечи затрясло, и слезы закапали сами собой. У меня не осталось ничего. Даже кривого, пожухлого фикуса. Все, что имело какую-то ценность, потерялось одно за другим. Все, кроме воспоминаний о Тэнго.
Ну хватит реветь, сказала она себе. Все-таки я нахожусь внутри Тэнго. Как те ученые из фильма «Фантастическое путешествие». Да-да, вот как он назывался! Оттого, что вспомнилось название фильма, стало немного легче. Аомамэ перестала плакать. Сколько ни реви, слезами проблем не решить. Пора превращаться обратно в крутую и стильную сестренку Аомамэ.
Кому это нужно?
Мне же самой.
Она поглядела на небо. Там по-прежнему висели две луны.
— Это знак, — сказал самый тихий из LittlePeople. — Всегда хорошенько считай, сколько в небе лун.
— Хо-хо, — подтвердил аккомпаниатор.
И тут Аомамэ заметила, что смотрит в небо не одна. На детской площадке через дорогу стоит детская горка, а на ее перильцах сидит, задрав голову, молодой человек. И тоже видит две луны сразу. Каким-то шестым чувством она поняла: ему видно то же, что и ей. Для него луны в небе — две. А это, по словам Лидера, способен увидеть далеко не каждый.
Но молодой человек — видит. Аомамэ готова поспорить на что угодно. Он сидит на детской горке и разглядывает: одну луну желтую и еще одну — маленькую, зеленовато-замшелую. Явно озадаченный этим зрелищем. Неужели его тоже забросило сюда из 1984 года? И он тоже не может понять, что это за новый мир? Очень похоже на то. Огорошенный, забрался на детскую горку и подбирает в уме разумное объяснение происходящему.
А может, и нет? Вдруг это шпион «Авангарда», который наконец-то вычислил, где я скрываюсь?
От этой мысли сердце на секунду встало. Ладонь сама потянулась за пояс трико к пистолету, и пальцы стиснули металлическую рукоять.
Однако молодой человек вовсе не выглядит угрожающе. Просто сидит себе на детской горке, положив голову на перильца, разглядывает две луны в небесах и о чем-то думает. А она пьет какао в пластиковом кресле на балконе третьего этажа и смотрит на него сверху через железные прутья. Даже обернувшись сюда, он бы ее не заметил. К тому же, он слишком погружен в свои мысли о небесах — и даже не догадывается, что его могут разглядывать с балкона соседнего дома.
Успокоившись, Аомамэ глубоко вздохнула, расслабила пальцы и отняла руку от пистолета. Незнакомец ей виден в профиль. Яркий свет фонаря контрастно очерчивает его фигуру. Высокий, широкоплечий. Короткие жесткие волосы ежиком. Футболка с длинными рукавами, закатанными до локтей. Красавцем не назовешь, но мужчина, похоже, надежный. И, судя по всему, не дурак. Чуть состарится, немного полысеет — превратится для Аомамэ в идеал.
И тут ее пронзило:
Да это же Тэнго.
Быть не может, думает она. И нервно качает головой. Это ошибка. С чего бы на нее вдруг обрушилось такое счастье? Ей становится трудно дышать, руки-ноги не слушаются. Похоже, она принимает желаемое за действительное. А ну-ка, вглядись повнимательней, приказывает она себе. Но вглядеться не может. Взгляд не фиксируется, а лицо опять перекашивает.
