Козы. Они льются потоком между автомобилей и мотоциклов откуда-то из-за поворота дороги, толпятся вокруг нас, исследуя наше имущество своими желтыми глазами. Затем, так же быстро, они убегают дальше по растрескавшейся дороге в поисках пастбища. Глухой звон их колокольчиков постепенно стихает.
Каждый мой шаг все более меня истощает. Вижу, что с Ириной происходит то же самое. В ней, словно в зеркале, я вижу себя, слабеющую, увядающую, выжимающую последние соки.
– Я смогу. Я должна, – говорю я ей. – Садитесь. Если будет кого прислать на помощь, я пришлю.
– Нет, вместе.
Я беру ее руку в свою, и мы идем. Чужеземцы пришли в город.
За поворотом открывается поселок, напоминающий предыдущий, и тот, что был перед ним, и все до него. В этом селении нет ничего особенного. Бары и кафе тянутся по бокам улиц. Леска до сих пор висит снаружи, чтобы рыбаки могли вывешивать свой дневной улов. Прибой в заливе лижет берег, как измученная жаждой кошка. Два кресла стоят у воды, между ними – низкий столик, на нем два бокала с коричневой жидкостью, увенчанной пеной. Два человека стоят посреди дороги, они настроены на общение. Мужчина и женщина, одетые в бриджи и майки-безрукавки.
Фотоснимок отпускников. Конец света где-то не здесь.
Мы с Ириной, ковыляя, входим в эту картинку. Мы, две измученные женщины и наш ослик, портим своим присутствием идиллическую сценку. На животе Ирины темнеет пятно карминного цвета. Ей нужна помощь, и чем быстрее, тем лучше.
Я стою посреди улицы.
– Здравствуйте!
Они оборачиваются. Повторяют эхом:
– Здравствуйте.
Американцы.
Женщина сложена как хорошее кресло: мягкая, крепкая, загорелая – ее кожа под воздействием солнца обрела темно-коричневый оттенок. Ее спутник высокий и худой, такие глаза, как у него, я уже видела на лице другого мужчины.
– Вы – родители Ника, – говорю я и начинаю плакать.
Они удивленно смотрят на меня, затем друг на друга, потом снова на меня.
– Мир сошел с ума, – говорит мужчина. – Мы перестали задавать вопросы уже давно, просто примирившись с его странностью ровно настолько, чтобы выжить. Но сейчас мне придется спросить: откуда, черт возьми, вы знаете нашего сына?
Женщина хлопает его ладонью по лицу, нежно, шутливо наказывая за недостаточно хорошие манеры. Между ними в один миг происходит безмолвный разговор, как бывает только в парах, научившихся за долгие годы совместной жизни понимать друг друга без слов.
– Ты разве не знаешь? – говорит она. – Это Зои Ника. Кто же еще?
Она смотрит на меня в ожидании подтверждения.
– Это ведь вы, не правда ли?
Все слова, заготовленные мною заранее, рассыпались, снова смешавшись с бесформенной массой невысказанных мыслей. Я киваю – это все, на что я сейчас способна.
Она подходит ко мне, дотрагивается до лица мозолистой, растрескавшейся ладонью, но это прикосновение нежное, прикосновение матери.
– Я скучаю по маме, – говорю я.
– Это навсегда.
Женщина опускает взгляд.
– Кто это? – спрашивает она, вновь поднимая глаза.
– Дочь Ника.
– Боже мой! Вот это новость!
Она заключает нас в свои уютные объятия. К нам присоединяется ее муж.
– Это невероятно, – говорит он. – Как это возможно? Как вы нас нашли?
У него из глаз катятся слезы, и я понимаю, что он успел поверить, прежде чем его губы произнесли эти слова.
Я смотрю на Ирину. Ее шрамы мокры от слез.
– Ты принесла надежду, – говорит она.
Но это не так. Новость, принесенная мною, противоречива. Я знаю, как все будет. Я – вестник, несущий и добрую, и дурную весть одновременно: это ваша внучка, но ваш сын мертв. И тогда в их сердцах вспыхнет борьба: любить ли им меня за ту надежду, которую я протягиваю в сожженной солнцем ладони, или ненавидеть за подлог, совершаемый неумелым мошенником? Возьмите этого ребенка, так как ваш собственный мертв.
– Ник.
Я тяжело глотаю, это имя отзывается болью.
Чудеса – это такие крохотные вещицы, ничего не значащие для всех, кроме того, кто в них нуждается. Для такого человека есть только одна надежда на чудо. Одно счастливое событие может изменить ход всей дальнейшей жизни. В самые тяжелые минуты они, чудеса, не являются.
Жду…
Жду…
Не обращая внимания на молитвы и взывания, чудеса любят неожиданность. Они выбирают тех, кто идет вперед, и тоже делают шаг навстречу.
Отец Ника двигается медленно, словно валун, откатывающийся в сторону. И вот оно, мое чудо. Мой принц является мне не на белом коне, не в сияющих доспехах, подчеркивающих величие свершенных им деяний. Все это ему не нужно. Вместо этого он подходит в шортах и бейсболке, низко надвинутой на глаза, с голым торсом и босиком, с рыболовной удочкой в руках, а не с мечом. Просто Ник.
– Зои! – кричит он.
И мы снова становимся единым целым. Я, Ник и наша дочь.
Это мое чудо. Оно мало что значит для всех остальных, кроме меня.
Ирина покидает нас этим же вечером, уходя вместе с солнцем. Мужчины хоронят ее, а я тихо всхлипываю, плача о женщине, которая спасла наши жизни.
Мы с Ником называем нашу дочь Ириной – в ее честь. Покой. Пока земля принимает ее тело в свои владения, я молюсь, чтобы женщина из Дельф обрела покой, так же как я обрела истоки своего. Я ей благодарна навечно.
И когда в эти жаркие летние ночи я кладу голову на грудь Ника, я стараюсь не замечать биения его сердца.
Фонтан Треви – самый большой фонтан в Риме.
«Уста истины» – античная мраморная маска церкви Санта-Мария-ин-Космедин в Риме.
Бриндизи – город-порт в Италии.
Фьюмичино – город-спутник Рима, где расположен крупный международный аэропорт.
Фут – мера длины, равная 30,48 см.
Дюйм – мера длины, равная 2,54 см.
Зорба – герой романа «Грек Зорба» Никоса Казандзакиса, по которому в 1964 году был снят одноименный фильм.
Английская пословица (Curiosity killed the cat) – приблизительно то же, что «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали».
Антациды – лекарства от повышенной кислотности желудочного сока.
Санта-Мария-дель-Фьоре – кафедральный собор во Флоренции.
Триумфальная арка Тита – архитектурный памятник античных времен в Риме.
«В ожидании Годо» – фильм 2001 года по одноименной пьесе ирландского драматурга Сэмюэля Беккета.
