— Ты что, — вырвался Хаким. — Ты куда собрался? Развалины в другую сторону.
Житель одинарицы о ходочанах знать ничего не может, тем более такой, кто ни разу в жизни не видел ни радио, ни телевизора. И волшебные долины для него только детская сказка. Зато чарокамный круг — вполне взрослая страшилка. Если даже в «просвещённой» Европе от него стараются держаться как можно дальше, то что говорить про неграмотного воина из бедуинского племени…
— Хаким, — подошёл к нему Славян. — Ты поверил мне в крепости. Ты верил мне в пути. Ты делил со мной воду, соль и хлеб. Я прошу, поверь мне сейчас. Просто поверь, и я найду дорогу, которая нас спасёт. Я знаю, что это очень трудно, но всё равно прошу — поверь. Ради твоего оазиса, ради деревьев, которые ты посадишь, ради детей, которые у тебя будут, Хаким, — поверь мне.
Хаким растерялся почти до остолбенения, слишком напугал напор мольбы — с такой яростью и силой полки в бой посылать, а не простого воина упрашивать, даже друга.
— Хаким? — Славян смотрел на него так, словно речь шла о жизни и смерти. Но ведь так оно и есть… И как бы до сих пор он не чудил, всё было к лучшему.
— Я верю тебе, — ответил Хаким. — Веди.
— Спасибо, — тихо ответил Славян. — Спасибо.
Бежать пришлось недолго, действительно что-то около полукилометра, гораздо меньше, чем до развалин.
— Стой, — сказал Славян окончательно вымотавшемуся Хакиму. — Это где-то здесь…
Он, внимательно глядя себе под ноги, походил кругами. Встал спиной непонятно к чему — ни куста, ни камня, один голый песок. Закрыл глаза, сосредоточенно досчитал вслух до десяти, открыл глаза и заморгал так, словно вылез из тёмного подвала на залитый солнцем двор. Глаза привыкли, и Славян медленно повернулся к неизвестно чему лицом.
— Вот она, голубушка! Хаким, дай руку и закрой глаза. Не бойся, надо пройти всего лишь несколько шагов.
— Я и не боюсь. — Он закрыл глаза, ухватился за Славянову руку и сделал несколько шагов. Пустыня под ногами изменилась. Хаким открыл глаза. Так и есть, мощёная камнем широкая дорога. А камень… Нежно-голубоватый, сияет собственным приглушённым светом, едва заметно мерцает.
— Читцаррион, — охнул Хаким.
— Быстрые тропы всегда им мостят, — равнодушно ответил Славян. — Пойдем.
— Но это же гномий камень!
— У них и покупают, — сказал Славян.
— Но гномы его не продают.
— На быстрые дороги продают. Да и мостят сами. Видишь, как ровно? Ровней асфальта. Пошли побыстрее, здесь нас ещё могут догнать.
— Ты хочешь спрятаться за чарокамным кругом?! — воскликнул Хаким. — Но человеков он не пропускает!
— Смотря каких. Я покажу тебе как входить, и ты сможешь зайти в любую волшебную долину. Ничего сложного тут нет.
«Сложности начинаются сразу после того, как войдёшь, — подумал Славян. — Очень надеюсь, что всё обойдётся без оглашения имени и проверки у священного источника».
Прогулочным шагом быстрая тропа приводит к чарокамному кругу за десять минут, бегом — за три. Хаким вопросительно глянул на Славяна. Внутри круга был всё тот же песок. Славян взял его за руку, провёл в долину.
— Ну всё, — сказал Славян, — теперь ни упыри, ни Соколы нам не страшны. Хаким, послушай меня очень внима… Хаким! — тряхнул за плечо Славян.
Бедуин не мог отвести очарованных глаз от изобилия деревьев, травы и цветов. Клубящаяся за спиной туманная стена, сквозь которую было довольно ясно видно песок, читцаррионовую дорогу и верховых Соколов, которые мчались по ней во весь опор, Хакима ничуть не интересовала. Ну дым, ну дорога, ну песок, Соколы ещё до кучи, — он что, раньше никогда их не видел?
Видя, что полуоцепенелая эйфория у Хакима закончится нескоро, Славян усадил друга на траву и снял с него ботинки — долина, по всем признакам, хелефайская, а ходить здесь в обуви — демонстрировать враждебные намерения. Разулся сам.
Соколы покрутились у чарокамного круга и ускакали, только вертлявые хвосты верблюжьи махнули. Пройти сквозь границу волшебной долины рыцари сумеют легко, а вот в крепость не вернётся ни один, и смерть в долине их ждёт куда как нелёгкая. Сунуться сюда одним взводом и думать нечего, разве что полком и с полусотней гранатомётов.
Славян отвёл всё ещё полупьяного от восторга Хакима на поляну ожиданий, сложил на вымощенной глиняной плиткой особой площадке всё оружие, вплоть до неизвестно зачем прихваченного Хакимом кастета. Славян глянул на друга. Тот потихоньку приходил в себя. Сейчас окончательно очнётся, и Славян объяснит ему правила поведения на поляне ожиданий хелефайской долины.
Хаким блаженствовал. Такой красоты он не видел даже в саду резиденции самого губернатора. Нежная как шёлк трава, по который можно ходить сколько хочешь, цветы — так много и все такие разные, сказочно вкусные яблоки — тоже можно есть сколько хочешь. И чистая, прозрачная вода — сладкая, без всякой примеси соли. Целая река. Рождалась вода на вершине небольшого холма, падала с обрывчика в русло и текла в выложенный читцаррионом бассейн, а из бассейна уходила дальше, в сторону чарокамного круга. Когда Славян надёргал травы-мыльнянки и потащил Хакима к бассейну, совершать омовение в такой чистой воде бедуин посчитал кощунством. «Ну извини, — сказал тогда чокнутый европеец, — солёной лужи поблизости нет, придётся ручейком обойтись». И без лишних разговоров столкнул в бассейн. Пришлось и одежду выстирать. Читцаррион впитывает солнечный жар, и если на холме вода пронзительно холодная, то в бассейне — тёплая, почти горячая.
На вымощенной глиняной плиткой площадке их ждали котелок, дрова и цилиндрическая деревянная коробка с рисом. Славян в травяной силок поймал какую-то птицу величиной с цыплёнка, сделал суп и жаркое. Вкус европейской стряпни оказался непривычным, но приятным.
Вскоре Хакиму потребовалось удовлетворить определённую послеобеденную надобность. Славян кивнул на высокие кусты. Справлять нужду прямо на землю в столь райском месте Хакиму претило, но с природой не поспоришь, и за кусты он пошёл. Там оказалась особая кабинка, ничуть не хуже потребностной комнаты для слуг в крепости. «Странно, — сказал Славян, посетив то же строение, — в нужнике дырка вместо унитаза. Прямо не долина, а колхоз „Двадцать лет без урожая“».
Спать легли на широких удобных скамейках в изящной беседке, и покой их не потревожили ни мухи, ни москиты, ни прочие мерзопакостные порождения шайтана. В долине вредных насекомых вообще не водилось, а вот бабочек — в изобилии: больших и маленьких, пёстрых и одноцветных. Одна, самая любопытная, даже села Хакиму на плечо. Пока прекрасная летунья чистила усики, бедуин не то что пошевелиться, вздохнуть лишний раз боялся.
