— Быстрее! — закричала Таллис Скатаху. Тот появился в воротах, трясясь от возбуждения и неожиданности. Он уже ходил пустыми путями, но никогда не бывал в таком свирепом мире. Раздался громкий треск, и в бурлящую воду за Таллис упали ветки; та потуже натянула на себя плащ и капюшон — хоть какая-то защита от урагана.
— Быстрее!
Ветер угрожал сбросить ее с воду. Скатах тащил трех лошадей за грубые поводья, и животные, испуганные переходом от тишины к ярости, громко ржали и упирались. Таллис перехватила повод Озерной Пловчихи и кобыла неожиданно успокоилась. Она вывела ее на берег, потом вернулась к Уинн-Джонсу и помогла ему выбраться из ревущей реки. К этому времени Скатах тоже сумел вывести на берег двух оставшихся лошадей; дверь между мирами уже растаяла; свет озера сменился зимней тьмой.
— Мы находимся севернее болота, — стуча зубами сказал Уинн-Джонс. — Но не так далеко на север, как я надеялся.
Увертываясь от падающих сучьев, они поспешили под защиту камней и леса; только огромные деревья могли укрыть их от штормового ветра. Ночь почти настала, оставалось мало времени. Снег ослеплял, но ветер дул с такой силой, что земля не могла укрыться от него снежным покрывалом. Скатах развесил между деревьями парусину, которая тут же задрожала и заколебалась. Таллис привязала лошадей, спиной к ветру, а Уинн-Джонс сумел развести маленький костер.
Сгрудившись вместе, они завернулись в парусину севшего на мель корабля.
К утру яростный ветер прекратился. Какое-то время еще падал мягкий пушистый снег, но потом и он перестал идти. Лошади успокоились и Уинн-Джонс заснул. Скатах лег поближе к Таллис, они обнялись, она уткнулась лицом в его меховой воротник, его руки обняли ее теплое тело под плащом.
Создание пустого пути — трудный процесс, требующий напряжения всех сил организма, и Таллис требовалось несколько часов, чтобы придти в себя. Она заснула и, проснувшись, почувствовала себя полностью отдохнувшей. Они съели скудный завтрак, приберегая запасы сушеного мяса и ягод для трудного путешествия, потом свернули лагерь и пошли на север по заваленным снегом лесным тропинкам, старясь держаться как можно ближе к реке. Иногда Таллис надевала Серебрянку и глядела на воду, но ни разу не увидела рыб. Через Соколицу она однажды увидела серого гуся, но Скатах, великолепно владевший копьем и мечом, не сумел попасть в него из пращи. Только глазами Кюнхавала она видела в лесу жизнь, но это вовсе не побуждало их останавливаться и ставить ловушки.
Волки. Совсем близко. Неотступно бегут за ними через черный зимний лес.
Никто ничего не говорил, но все и так знали, что это за стая.
II
На второй день их медленного пути вверх по реке они наткнулись на следы Мортен: на ветке висела сеточка для волос, украшенная ракушками улиток; рядом остатки костра. Знает ли девочка, что они идут за ней? Таллис сняла сетку и тщательно ощупала сломанные раковины. Судя по всему Мортен оставила этот странный сувенир умышленно.
Уинн-Джонс взял сеточку, аккуратно сложил ее и сунул к себе. Подойдя к воде, он понюхал воздух.
— Она всегда оставляла за собой маленькие предостережения, когда была поменьше, — сказал он и вернулся к лошадям. — Охотились ли мы или что-то исследовали, она шла впереди и предупреждала меня о животных, руинах или мифаго...
— Значит это предупреждение? — удивился Скатах. — И о чем она предупреждает нас? О зиме? — он улыбнулся.
— О весне, как мне кажется.
— Весне? — воскликнула Таллис и посмотрела на темную, занесенном снегом землю.
Уинн-Джонс улыбнулся.
— Разве ты не чувствуешь? Она в воздухе. Сезоны летят нам навстречу. Та странная буря, о которой я предупреждал тебя... Пошли! Мы приближаемся к очень важному для тебя месту.
Весна.
Она набросилась на них между двумя поворотами реки. На деревьях появились свежие почки, вода стала теплее, а воздух — светлее. Два часа они скакали через весну — и оказались в лете. А в сумерках вернулись в осень и разбили лагерь среди приятного ландшафта. Однако ночью поднялся странный ветер, повалил снег, а за ним последовала потрясающе сырая жара.
Смущенная и растерянная, Таллис никак не могла уснуть. Она сидела рядом с угасающим костром и смотрела на зверей, движущихся вдоль реки. На рассвете вернулась осень, а через несколько часов неторопливой езды они очутились в зиме.
Так они ехали четыре дня, и каждый день дважды пересекали сезоны. Но Уинн-Джонс начал чувствовать себя плохо. Кроме того дул очень странный ветер; его запах и голос очень раздражали.
В недолгие периоды лета Скатах охотился, а Таллис собирала съедобные растения. Весной и осенью они ехали как можно быстрее. Но зимой двигались медленно, с трудом пробиваясь через ледяной ураган.
Останавливаясь на стыке сезонов, Таллис иногда чувствовала поток времени, гигантской мистический шторм, крутившийся вокруг центра, находившегося в нескольких днях езды на север. Уинн-Джонс даже нарисовал диаграмму, углем на голом камне.
— Это как ураган. У него есть глаз, вокруг которого расположены круговые потоки сезонов, очень медленно проходящие через несколько четких зон. Мы едем насквозь; вот поэтому они и меняются так быстро. Я уже бывал в таком урагане, и самое опасное в нем — внезапные порывы.
Днем позже стены ущелья немного разошлись, хотя и стали еще круче, а река расширилась. В сумерки через лето пронеслась радужная зябь, расширилась, и отряд, мгновение назад ехавший через зеленую лесную страну, оказался в золотисто-коричневой. Это произошло так быстро, что Таллис с трудом успела увидеть перемены, хотя и смотрела во все глаза. Только что лес был сочным и пышным, а в следующее мгновение увял; в воздух взлетели листья, как если бы произошел взрыв. Вот тогда Таллис поняла, что имел в виду ученый.
Всадники остановились. Лошадь Скатаха запаниковала, стала бить копытами воду, изгибаться и дергать повод; он прикрикнул на нее.
В следующее мгновение на черных ветках появились почки, из которых за несколько секунд выросли листья. Лесная страна замерцала и затихла — установилась удушающая летняя тишина; потом завыл ледяной ветер нового времени года, несущий смерть и угасание, и во второй раз за пару минут землю завалили снег и упавшие листья.
Путешествие через зону меняющихся сезонов оказалось настоящим кошмаром. Пригнувшись к холке, они гнали лошадей, используя короткие спокойные мгновения; в остальное время приходилось отворачиваться от пронизывающего холодного ветра, который нес куски льда, жалившие как насекомые.
Через несколько часов изменения стали происходить реже. Обнаружив место, где весна и лето сменяли друг друга, они разбили в нем лагерь, сознавая, что в нескольких ярдах от них горит и умирает колючая зима, деревья зеленеют, потом опять сбрасывают листву, как если бы их почки были крошечными созданиями, которые выскакивают наружу, хватают толику света и тут же возвращаются обратно в дыры в коре.
