— В январе 1917-го года, — ответил Николай Андреевич, — его взорвал граф фон дер Пален, служивший на этом корабле баталером.
— А что такое “баталер”? — поинтересовался я, понимая, что мои познания во флотской специфике оставляют желать много лучшего.
— Баталер — это кладовщик, — объяснил брат-Александрович, — вроде каптенармуса в армии. Краска, тряпки там разные…
— Граф служил баталером? — удивился я. — А в каком чине?
— Кондуктора, — сдерживая негодование от моего невежества, ответил брат-Андреевич, — это примерно соответствует нынешнему званию мичмана-сверхсрочника.
— Он не родственник того фон дер Палена, — спросил я, — что фигурирует среди главных заговорщиков, убивших Павла Первого? Нам в академии читали “Историю заговоров и переворотов”, и я очень хорошо запомнил эту фамилию.
— Прямой внук, — подтвердил мои исторические познания Николай Андреевич.
— И служил кладовщиком на линкоре?
— Не на линкоре, а на крейсере, — в унисон поправили меня близнецы.
— Хорошо, на крейсере. Кладовщиком? Да ещё сверхсрочником? Сдаётся, вы меня морочите, ребята!
— А “Императрица Мария”? — воскликнул Геннадий Александрович. — Разве вам неизвестно, что её взорвали гестаповцы прямо на том же самом месте, где погиб “Новороссийск”?
— Это когда же? — удивился я.
— В сентябре 1916 года, — победно выпалил брат-Андреевич.
— Какие же тогда были гестаповцы? — снова не поверил я.
— Что вы вечно цепляетесь к деталям? — раздражённо спросил брат-Александрович. — Какая разница, были — не были? Тогда не были, потом стали. Главное, что корабль взорвали!
— Ну, хорошо, — начал я отступление под объединённым напором близнецов, — ладно, не будем вдаваться в детали. Но все приведённые вами примеры, даже если и принять их на веру, произошли в военное время, когда любая диверсия со стороны противника имеет даже некоторый оттенок героизма боевой операции. Но сейчас-то время мирное. Кроме того, Италия — страна НАТО, её вооружённые силы находятся под жёстким контролем Соединённых Штатов. Личный состав 10-й флотилии давно демобилизован или переведён в другие подразделения, князь — в эмиграции. Но и это неважно. Как США и НАТО могли пойти на подобную акцию, когда наконец-то удалось закончить войну в Корее, а в Кремле предпринимаются шаги к уменьшению международной напряжённости? Я уже не говорю о том, что для прохода к Севастополю подводная лодка с диверсантами должна была пройти черноморскими проливами, которые контролируются Турцией — также членом НАТО?
— Я бы вам советовал, — ответил на мою тираду Геннадий Александрович, — ознакомиться с партийными документами. Разве там не сказано, что США и НАТО постоянно пытаются втянуть СССР, несмотря на его миролюбивую политику, в третью мировую войну. Разве вы не знаете, что они поджигатели третьей мировой войны? Я удивлён, что вам требуется объяснять такие элементарные вещи. Вы вообще-то член партии или нет? А если вам не нравится подход к Севастополю на подводной лодке, то мог быть возможен и другой вариант. Люди Боргезе могли прибыть сюда и по суше. Они здесь уже бывали в годы войны — в сорок втором и сорок третьем годах, прибыв на автоколонне и доставив в Севастополь своё снаряжение и катера. Они могли при отступлении закопать часть снаряжения, а затем прибыть сюда в качестве туристов или пробраться как угодно, откопать снаряжение, взорвать линкор и уехать так же, как и приехали.
— Зафиксирован приезд каких-либо иностранцев накануне катастрофы в Севастополь? — спросил я.
— Они могли и не приезжать, — объяснил за брата Николай Андреевич, — а затаиться здесь ещё со времён войны, добыть фальшивые документы и ждать своего часа, который настал двадцать девятого октября.
Это сообщение меня окончательно добило, Я собрался, было, задать ещё несколько вопросов; скажем, как этим самым, скрывающимся со времён войны диверсантам, а равно их коллегам, попавшим в плен к союзникам, удалось в течение двенадцати лет сохранить нужный уровень боевой и физической подготовки и тому подобное, но не стал. Я ведь не был каким-нибудь заезжим корреспондентом центральной газеты, берущим интервью. Я был следователем, которому было поручено расследование причин гибели линкора и сотен людей.
Ты, наверное, знаешь, что первые упоминания в открытой печати об этой катастрофе появились лишь через пятьдесят лет после моего приезда в Севастополь и до сих пор журналисты спорят: кто же, в конце концов, взорвал этот старый ржавый итальянский линкор, набитый до отказа русскими моряками? Но то, что может на многие годы стать неразрешимой загадкой для журналиста, следователь узнаёт уже за первые сутки следствия.
Историю, которую мне поведали братья Черкашины, можно назвать классическим примером “презентации невинности”, о которой рассказывал лейтенант Лёша, и я ещё раз помянул добрым словом того безвестного опера, который преподавал в их спецшколе МГБ. Между “презентацией невинности” и “презумпцией невиновности” огромная разница.
— Товарищи, — обратился я к близнецам, — я, видимо, совершил ошибку, не предупредив вас заранее, что я не беру у вас интервью для газеты “Юный чекист”, а допрашиваю в качестве свидетелей. Поэтому я не дал вам подписать нужные для этого документы, надеясь на то, что столь ответственные товарищи, как вы, не будут сознательно вводить следствие в заблуждение. Сейчас, выслушав ваши показания, я вынужден напомнить, что свидетель несёт уголовную ответственность как за дачу ложных показаний, так и за отказ от дачи показаний. И предупреждаю, что могу вас взять под стражу прямо на месте, не испрашивая ни у кого предварительного разрешения.
— Не забывайте, где вы находитесь! — фальцетом воскликнул тот, который назвался Андреевичем.
Но я уже его не слушал, а повернувшись к лейтенанту Леше, приказал:
— Лейтенант, мне кажется, что давление и количество адреналина в крови у этих товарищей совершенно не соответствует показателям, необходимым для откровенной беседы со следователем. Прошу вас откорректировать эти показатели для оптимального хода следственного процесса.
Лейтенант Лёша стал медленно подниматься со стула.
К сожалению, в их спецшколе практические занятия, видимо, проводились из рук вон плохо. Или же целью командования была подготовка в этой спецшколе чистых юристов-теоретиков. Вроде помощников прокурора.
Я смог в этом воочию убедиться, когда Лёшин сапог, просвистев в воздухе, ударил не в чью-то промежность, а по крышке стола снизу.
Оба близнеца успели отскочить к стене, стол подскочил вверх, а стоявшая на нём чернильница ударилась в потолок, оставив большое и безобразное чернильное пятно. После чего она с шумом упала на пол, разлетевшись на осколки, как фугасная авиабомба.
