– Агриша, глянь, генерал с именинником, я их узнала!
Ксения Баклажкина заразительно засмеялась – гу-гу-гу! И Агриппина Лобзикова, прыснув, отозвалась мелким нервным смешком.
Молодой человек в розовом смокинге, спешащий за серебряными лампасами, вдруг остановился и неожиданно громко прокричал:
– Главное – это главное, а остальное само приложится.
Пространство воздуха под колоннами потемнело и смялось. И люди, и всё вокруг тоже смялись, а за окном послышался набегающий железный ветер приближающейся допотопной электрички.
Агапию Агафоновичу приблизиться к кафе «Сталкер» не позволили двое мужчин в лёгких стандартных плащах. Один – длинный, слегка сутулящийся, а другой – маленький, вёрткий. Они только ещё поднялись с соседней лавочки, а полковник уже «прочитал» – наши. Впрочем, он заметил, что они иностранцы, но они из СОИС. Конечно, на них была такая же одежда, как и на нём, но всё же не в одежде дело. А в повадке, в особой уверенности в себе, а главное – в безошибочной просчитаности действий, которые они готовы были навязать ему с самой первой секунды, поднявшись навстречу.
– Господин полковник, это работа. Вам ничто не угрожает, давайте минем поворот в сторону кафе «Сталкер» и пойдем, неторопливо беседуя, прямо по направлению к гостинице «Академия».
Очень длинный молодой человек с тощей козлиной бородкой, точно старого знакомого, взял полковника за левый локоть, а маленький, резкий, как живчик , обежал его, пошёл справа.
Конечно, с этим длинным Агапий Агафонович несомненно бы справился, но несомненно и то, что живчик успел бы его «отключить». А если начнёт с живчика – всё повторится, но «отключать» его уже придётся длинному, как бы между прочим подумал Агапий Агафонович о себе, как если бы думал не о себе, а о ком-то постороннем.
– Агапий Агафонович, без глупостей, расслабьтесь, вам ничто не угрожает, – повторил длинный с козлиной бородкой.
Его рука отяжелела, словно налилась свинцом, но полковник действительно вдруг почувствовал, что никакой угрозы со стороны Пата и Паташонка (так он мысленно их окрестил) нет. Мелькнула мысль: уж не они ли Гарвардские изобретатели? А если это очередная подтасовка Бэмсика? Бдительность и ещё раз бдительность. Однако, судя по всему, беседа с ними предстоит долгая, а потому спросил, как ему звать-величать их.
Длинный назвался Дядей Сэмом, а узкоглазый – штабс-капитаном Рыбниковым.
– Американец и японец, – усмехнулся Агапий Агафонович и пояснил: – Я слышал о вас.
Он вспомнил двух индивидуумов из сна, материализовавшегося в ресторане «Ермак», и ему стало не по себе. Как было бы хорошо сейчас от всей души дать в морду Дяде Сэму и рубануть по шее этого штабс-капитана Рыбникова. Поблагодарить за услужливый звонок якобы из штаба, за генеральский мундир. Поблагодарить так, чтобы рогами в землю, а там бы пусть и «отключка по полной программе».
– Когда слышали, в Русско-японскую войну? – живо поинтересовался штабс-капитан Рыбников.
Агапий Агафонович сделал вид, что обдумывает вопрос. На самом деле его воображением овладела сладостность рукопашного боя, в котором всё было бы просто и понятно, в том числе и его возможная «отключка по полной программе».
Нет, в реальности ничего подобного не будет. В реальности всё будет с ног на голову. Опять потребуется ум-ваку . Эх, Кимкурякина бы сюда с Наумовым, пусть бы, как в «Ермаке», потешились!
Понимая, что они-то здесь совсем уже ни к чему и он вспомнил о них лишь с целью развлечься, полковник одёрнул себя. И, уже не считая нужным разговаривать намёками и полунамёками, стал резать, как режут правду-матку, прямым текстом.
– Оно можно было бы и в Русско-японскую, но почему-то намедни довелось вас слышать и лицезреть в будущем. Да-да, намедни – в будущем.
Агапий Агафонович осторожно вытащил газету « Московский университет », он представлял, что она всё ещё влажная (газета была абсолютно сухой), и, не замедляя шага, чтобы не сбиться с ноги Дяди Сэма, отдал её штабс-капитану Рыбникову.
Конечно, Агапий Агафонович предвидел, что газета как наглядное свидетельство изменившегося времени произведёт какое-то впечатление на иностранцев, но чтобы они бросились бежать? Такого не предполагал.
Дядя Сэм бежал широкими и оттого как бы медленными прыжками. Штабс-капитан Рыбников, напротив, перебирал мелкими шажками настолько быстро, что казалось – он катился. В один из своих прыжков Дядя Сэм оглянулся, крикнул, чтобы и он, Агапий Агафонович, ускорился.
– Изменённое время никого не минет.
Сняв плащ и ловко повесив на руку, полковник побежал легко, тренированно и, главное, в удовольствие. Несколько раз иностранцы меняли направление, но полковник откуда-то точно знал, что конечная точка их следования – гостиница «Академия». Он бежал с некоторым отставанием, хотя знание местности позволяло ему легко обойти иностранцев и оказаться у гостиницы раньше.
Нет, нет и ещё раз нет. Пусть думают, что он простак, сказали – беги, Агапий Агафонович, и он бежит.
Перед раздвижной стеклянной дверью Дядя Сэм приостановился, пропустил штабс-капитана Рыбникова и сразу – следом.
Спешат, торопятся, очевидно, изменённое время вторглось во что-то настолько существенное, что им уже не до него.
Агапий Агафонович был уверен, что найдёт их у стойки администратора, или, как говорят, «на ресепшн». Однако «на ресепшн» их не было. И вообще в холле было пустынно. Журнальные столики из стекла, диваны и кресла, обтянутые мягкой кожей и освещённые гирляндами галогеновых лампочек, – всё пустовало.
Полковник, чтобы хоть чем-то занять себя, надел плащ, неторопливо прошёлся к никелированным кабинам лифтов.
Зеркала, блеск люстр и ваз в виде роскошных амфор, стоящих в проёмах ложных арок. Расписанные тарелки, висящие в простенках подобно щитам древних эпох, – всё-всё вокруг отражалось на кафеле плитки, как бы на водной глади. В пространствах отражений света было избыточно много, а в реальном пространстве, исходящего непосредственно от ламп, плафонов, люстр и даже галогенок, его едва хватало на полумрак. Предметы и свет клубились, точно «В саду доктора Гаше» Винсента Ван Гога. Во всяком случае, в окружающей действительности ощущалось что-то болезненное.
В одном из проёмов соединяющихся арок ваза отсутствовала, а круговые ступеньки поднимались не вверх, на подиум, а спускались вниз, в отражённое пространство. Какая странная игра света, подумал Агапий Агафонович и только лишь из любопытства занёс ногу, чтобы постучать носком туфли по кафелю плитки, как неожиданно носок туфли погрузился в так называемое световое отражение.
