— Где он живет?
— Он ночует в комнате за магазином, там у них склад.
— Он посещает мечеть?
— Нет, дома молится. А если выходит куда-то, то всегда в сопровождении трех-четырех человек.
— Почему бы вам не забрать его среди ночи?
Макс, улыбаясь, вел машину по кольцу вокруг города.
— Балин говорил, что хотел бы взять тебя к себе, что ты хорошо понимаешь нашу работу.
— Сомнительный комплимент, с моей точки зрения. Так почему не ночью?
— Потому что двери супермаркета специально укреплены и там стоят видеокамеры. Уверяю тебя, будет только хуже, если нас зацапают, приняв за взломщиков. Мы думаем, там могут быть решетки или еще что-то, что не сразу увидишь. Поэтому ночью ничего не выйдет. Вместо этого мы предупредили коллег из местной антитеррористической службы, ATVD.[104] Но и их мы не хотим посвящать во все подробности, мы предпочитаем работать по своему плану.
Они добрались до места, и Брам вышел из машины. Он был взволнован, но не боялся предстоящей встречи. В этом районе на улицах попадались лишь пожилые мусульмане в традиционной одежде и усталые женщины с детскими колясками, в платках и широких, длинных пальто; а иногда — небольшие группы женщин, одетых в черное и закутанных в паранджу. Он шел, чтобы встретиться со своим сыном.
Перед супермаркетом были выставлены ящики с овощами и фруктами. Старик в поношенном зимнем пальто задумчиво перебирал авокадо. Пожилая женщина в платке складывала апельсины в пластиковый мешок. Брам вошел внутрь. Крошечный микрофон сливался с его темно-синей курткой.
Он взял магазинную корзинку и прошел вперед. Здесь стояли такие же ящики с овощами и фруктами, как на улице, потом длинный прилавок с мясом и хлебом, а дальше — стеллажи с консервами и хозяйственными товарами. Справа от входа, за кассой, стоял небритый турок в обтягивающем спортивном костюме, подчеркивавшем мускулистую грудь и сильную шею; похоже, он занимался бодибилдингом. Раскладывая фисташки по пластиковым мешочкам, он покосился на Брама. Брам приветливо кивнул, и турок ответил тем же.
Брам положил в корзинку четыре помидора и двинулся к мясному отделу. Там старик мусульманин в джеллабе наблюдал за тем, как мясник, молодой лысый парень в длинном белом халате, заляпанном кровью, отрубает ровные куски от бараньей туши. Брам прошел мимо них и взял с полки бутылку моющего средства. Он остановился у холодильника, где лежали сыры, оливки и йогурт, — турецкие продукты, производившиеся почему-то, как следовало из надписей на упаковках, в Германии.
Брам повернулся и в проходе меж высоких стеллажей, заставленных банками, увидел сидящего на ящике человека. Человек вынимал из коробки баночки с консервированными томатами и ставил их на полку.
Браму видна была только его спина, но он уже понял, что это — его сын, его малыш, которого ему так не хватало всю жизнь и которого в этот день он не мог защитить. Он узнал Бенни, хотя видел только его шею, спину и затылок. Бенни сидел на пустом ящике из-под фруктов, но было видно, какой он высокий. На голове — зеленая шапочка, скорее всего, из Казахстана, а из-под нее выбивались светло-рыжие волосы, такие же, как у Хартога в молодости.
Брам отвернулся, сердце его колотилось так, что, казалось, готово было выскочить из груди, взял из холодильника пластиковую кюветку с хумусом и задержался ненадолго, перебирая в уме возможные сомнения. Он был уверен, что там сидит его сын. Но он должен увидеть его лицо, обойти стеллаж с другой стороны и поглядеть на него оттуда.
Он быстро оглянулся, и тут сидевший на ящике человек, словно почувствовав взгляд Брама, повернул голову. Взгляды их встретились, и Бенни тотчас отвел глаза, словно что-то смутило его, словно он почуял ловушку. Потому что это был Бенни. Брам знал это точно. А что увидел Бенни, когда смотрел на стоявшего у холодильника покупателя? Незнакомец? Лицо, которое он помнил из далекого прошлого? Опасность?
Теперь надо уходить, подумал Брам, чтобы не вызвать подозрений; вести себя, словно ничего не случилось, хотя мне страшно хочется схватить его, обнять, рассказать, как тяжело было мне все эти годы и что теперь все будет хорошо, потому что он жив: пока человек жив — Брам слыхал это от мамы, — жива надежда.
Брам пошел назад, к ящикам с фруктами, и добавил в корзинку три яблока. Он не знал, следит ли за ним Бенни, но иначе и быть не могло. Мгновение, когда они смотрели друг на друга, запечатлелось в его памяти, Брам видел лицо Бенни — лицо молодого Хартога. Его сын был генетической копией Хартога. Та же форма черепа, те же синие глаза, те же рот, нос и рыжая борода — ДНК Хартога через промежуточную ступень, представленную Брамом и Рахель, возродилась в его внуке. Тхакиб — «восходящая звезда». Возможно, он получил в наследство и поразительный мозг Хартога. И может быть, ему повезет, и он сможет насладиться красотой открытых им законов мироздания. Бенни, малыш, гляди на меня, и пусть твоя память заговорит.
Он подошел к кассе и поставил корзинку на прилавок рядом с мешочками, полными орехов. Теперь он мог бы позвонить Рахель. Все было совсем не так, как мы думали, мог бы он сказать, мы прошли через трагедию, но наш сын вернулся. И Хартог — он должен свести их вместе, чтобы они поспорили друг с другом: упрямство против упрямства, заложенного в ДНК Хартога, гения, выжившего в аду. И пес, не надо забывать пса, который был товарищем Бенни целых четыре года.
Турок сложил покупки в белую пластиковую сумку, на которой красными буквами было написано «AGGUL MARKT», Брам рассчитался и, не оглядываясь, вышел на улицу. Ему нельзя оглядываться. Нельзя посмотреть на своего малыша. Если он обернется, это будет выглядеть подозрительно. Остановившись на улице у ящиков с фруктами, он оглядел пустую улицу. Велосипедист в другом ее конце. Горсточка прохожих на противоположном тротуаре. Куда пропал Макс? Вышел ли Бенни за ним из магазина?
Брам прошептал так, чтобы Макс мог слышать:
— Я видел своего малыша.
И не спеша пошел от магазина, зная, что у него была только одна возможность. Вдруг из двери впереди вышел и пошел навстречу Браму человек, неся пластиковую собачью переноску с прозрачной стенкой. Хендрикус спокойно лежал в ней; он много чего пережил, и ничто больше не могло нарушить его внутренний покой. Брам незаметным движением, не сбавляя хода, перехватил сумку свободной рукой. И спокойно пошел вперед. Если Бенни не выйдет из магазина, они попробуют похитить его по-другому, может быть, с применением силы. Но он был уверен, что Бенни узнал его. Бенни был его малышом, немыслимо, чтобы сын не узнал отца. Неужели промывание мозгов, через которое прошел Бенни, смыло его ранние воспоминания?
