— Вы были одним из этих радиолюбителей? Кто сообщил парню, что людоедов нет?
— Хуже. Я — тот самый радист у выживальщиков Сандерса, уронивший в декабре свою рацию. Короче, пастор меня прогнал. С истерикой и криками, моя морзянка — полная белиберда и подделка. Я плюнул и ушёл: прихватив с собой радиостанцию и одну из прихожанок. На пастора я не в обиде, так как через год спасённая из секты девушка стала моей супругой!
— А остальные? Так и сидели до второго пришествия?
— Не до второго пришествия, а лишь до первого. Через две недели как мы с подружкой слиняли, — вдруг объявился законный владелец горной хижины. Нехороший, злой человек, который должен был сдохнуть от сбоя компьютера, да почему-то не сдох. Грешник наставил на пастора два ствола двенадцатого калибра и скомандовал выметаться с частной собственности — к едрёной бабушке!
Уладив вопрос с трансивером, Бен и я направились к местной автозаправке. На случай если там продают бензин, в кузове пикапа стояла пустая бочка на сорок два галлона. Ценник «Тексако» приятно удивил: и «девяносто первый экологический», и дизтопливо продавали сегодня по шесть баксов за галлон. Почесав репу, я сказал Бену, с радиостанцией мы облажались. Цена бензина уже почти как раньше. Завтра-послезавтра дадут электричество. Телефон заработает, и зачем примитивная «пакетная связь», если есть нормальный Интернет?
На бензиновой колонке ленточками скотча был прикреплён грязноватый листочек с уведомлением «ГОРЮЧЕЕ ПРОДАЁТСЯ ТОЛЬКО ЖИТЕЛЯМ ГОРОДА. ПО 5 ГАЛЛОНОВ В НЕДЕЛЮ». [Пять галлонов — около 19 литров.] Ниже от руки шла приписка:
«Пожалуйста, заправляйтесь в бак. Никаких канистр. Предъявляйте водительское удостоверение».
— Пять галлонов — лучше, чем ничего, — сказал я, вставляя заправочный пистолет в горловину бака. — У тебя права техасские, Бен. Сойдёшь за местного.
Войдя в неряшливое помещение автозаправки, я присвистнул.
— Эндрю! Вот так встреча! Вы какими судьбами здесь?
— Пробираемся к вам на ферму, — грустно сказал Эндрю Смайлс. С прошлого раза он сильно осунулся и даже вроде немного постарел. Мятый деловой костюм мешковато свисал с опустившихся плеч.
— К нам?
— Простите, Кормак. Я пробовал звонить, но телефон не отвечает. И электронную почту посылал.
— У нас с прошлой недели — ни телефона, ни Интернета. Честно говоря, вы плохо выглядите, старина. Что приключилось?
Эндрю потянул воздух носом, будто всхлипнул, — Мы бежали из России. Там Рэнди… убили.
— Убили? Ничего себе! А ваши дочери?
— Дочери со мной. Мы Тихий океан переплыли. На танкере.
— На танкере?
— Кое-как добрались до Хьюстона, а в нашем доме — самозахват!
— Как это — самозахват?
— Да так. Приехали и захватили. Кто раньше встал, тому и тапки.
— Ну так надо — в полицию!
— Какая полиция, Кормак? Полицейские даже на убийства не выезжают. Притом, самозахватчики — нормальные ребята, предлагали совместно возделывать поле для гольфа…
— Возделывать? Поле для гольфа? Что за глупость?
— Вот и я думаю, глупость! В Хьюстоне — жуть. Бандиты, мародёры! Врачи — разбежались, частные клиники закрыты. Висит бумажка: «ближайшая больница там-то». Едем в больницу, а принимают только с огнестрельными ранениями! Кредитные карты — не работают! Да если бы и работали! Нигде же нет ничего. Еды в магазинах — нет! Вы не поверите, у меня — последняя сотка в бумажнике. Ещё мелочь — и всё!
— Вы говорили, есть инвестиционный счёт? На чёрный день?
— Можно сказать, уже нет. Звоню в банк — попадаю на автоответчик. Похоже, там больше никто не работает! Я не знаю, что делать, Кормак!
Звякнула колокольчиком входная дверь, вошли две девочки. Выглядят: бывает куда лучше. Растрёпанные грязноватые волосы, одежда не по размеру, на ногах какие-то дурацкие шлёпанцы. Старшая в мужской сорочке и джинсах, размеров на пять больше необходимого. У младшей — джинсовая юбка и засаленная футболка, в руке — ключ с огромной, чтобы ненароком не увезли, биркой: «ТУАЛЕТ». «Беженцы», — вдруг проскочило в голове определение. Да, беженцы! Как кадры из какой-нибудь Югославии или Украины по «CNN».
— Это ваши дочери, Эндрю? Вы, помнится, говорили: Софи и Элизабет?
— Софи и Натали.
Вот те на, Кормак. Приплыли. У нас — беженцы! С одной стороны, мы их сами приглашали. Сэм так и сказал: «Станет совсем туго — попытайтесь пробраться к нам на ферму. Место найдём». Что «туго» — заметно с одного взгляда. Рэнди убили. Через океан на танкере. Ни денег, ни жилья. К тому же, старшая дочка — похоже, чем-то больна. Психическое заболевание или инфекция? Эндрю упомянул про поиски врача в Хьюстоне.
С другой стороны, пастор Сандерс каждое воскресенье талдычит: никаких беженцев на наших фермах! Родственники, пусть даже дальние, — милости просим. Но беженцы — ни в коем случае. Пустишь одного — второй спросит: почему его пустили, а меня — нет? Пустишь второго. Дальше — пошло, поехало! Где два — там и десять. Где десять — там и сто. А припасов, с таким старанием и упорством заготовленных за последние два года, — на всю ораву не хватит.
Ко всему прочему, Эндрю — офисный пудель, с рубиновыми запонками. На ферме от него пользы — ноль, да и дочери наверняка не лучше. Бездельники.
Честно говоря, если бы мы не заехали к местному радиолюбителю, я бы Эндрю вежливо послал. Тем более, и отмазка налицо. У окошка кассира, Бен уже крутил пальцем у виска:
— Отчего нельзя? Что за правила такие?
— Нельзя — это нельзя, — отвечала ему кассирша-азиатка, — Бензин только жителям города. Сто девяностое шоссе — это же не город?
— А что это?
— Да что угодно, но не город! Вон, указатель стоит: «Добро пожаловать в Джостер». До указателя — город, за указателем — не город!
— Кто сказал?
— Депьюти сказал!
— И мне не продали, — пожаловался Эндрю, — Бензин в Хьюстоне продают тоже по пять галлонов в неделю, причём на заправке по месту жительства. Мы и досюда — еле доехали.
Тут бы мне и сказать: «Прости, старина. Раз бензина нет — придётся вам как-то пристроиться тут в Джостере». Отдал бы Эндрю наш двудневный запас провизии из пикапа и четыреста баксов — все наличные в моём бумажнике. Да, у меня за задним сиденьем есть запасной комплект одежды. Вечером рассказать Сэму. Можно даже завтра вернуться в город и привезти бедолагам несколько мешков картошки и немного консервов. Главное, никаких беженцев у нас на ферме, и все довольны.
Но история с «Армагеддонщиком Сандерсом» произвела на меня впечатление. Пастор Сандерс — неплохой мужик, но не ему решать, кто годен, а кто — не годен жить на нашей ферме. Тоже мне: швейцар Ноева Ковчега!
