Панели «под дерево» и скамьи убрали. Пол и стены обили асбестовой ватой, которая выглядела как металлическая мочалка, и закрыли толстыми листами закаленной стали. Зону, где находились алтарь и неф, отгородили. Установили приборы Хокстеттера и компьютерный терминал. На все это ушла неделя; работы начались за четыре дня до того, как Герман Пиншо свел счеты с жизнью кровавым способом.
И теперь, в два часа пополудни одного из первых дней октября, посреди длинной комнаты высилась стена из шлакобетонных блоков. Слева располагался огромный бак глубиной шесть футов, наполненный водой. Его дно покрывало более двух тысяч фунтов льда. Рядом с баком стояла Чарли Макги, маленькая и изящная в синем джинсовом сарафане и красно-черных полосатых гольфах. Светлые волосы, заплетенные в две косички с черными бархатными бантами, доставали до лопаток.
– Хорошо, Чарли, – сказал Хокстеттер по аппарату внутренней связи. Как и все остальное, аппарат установили на скорую руку, поэтому голос хрипел и дрожал. – Мы готовы. Дело за тобой.
Камеры работали в цвете. В отснятых фильмах девочка немного наклоняет голову, и несколько секунд ничего не меняется. В левой части кадра видны показания электронного термометра. Числа начинают расти. С семидесяти – до восьмидесяти, до девяноста. После этого мелькают так быстро, что уследить за ними невозможно: они сливаются в красные полосы. Температурный датчик установлен в середине стены из шлакобетонных блоков.
Съемка становится замедленной: только так можно понять, что произошло. Для людей за окнами комнаты наблюдения все началось и закончилось в мгновение ока.
На самой медленной скорости видно, как стена из шлакобетонных блоков начинает дымиться. Кусочки цемента и бетона лениво вылетают из нее, словно лопающийся попкорн. Потом цементный раствор, скрепляющий блоки, начинает стекать, будто теплая патока. Затем блоки начинают разрушаться изнутри. Облака, тучи осколков летят во все стороны: блоки взрываются от температуры. Вмонтированный в стену датчик успевает зафиксировать только семь тысяч градусов. И не потому, что температура перестает подниматься, а потому, что сам датчик выходит из строя.
Вокруг испытательного зала, бывшей часовни, установлено восемь гигантских воздушных кондиционеров «Келвинатор»: все работают на полную мощность, закачивают ледяной воздух в испытательный зал. Они включились, когда средняя температура воздуха в испытательном зале превысила девяносто пять градусов[27]. Чарли научилась направлять поток тепла в конкретную точку, но любой, кто когда-либо обжигался о ручку горячей сковороды, знает, что так называемые теплоизоляционные материалы все-таки проводят тепло: если его слишком много.
С восемью работающими промышленными «Келвинаторами» температуре в испытательном зале следовало опуститься до пятнадцати градусов ниже нуля[28], плюс-минус пять градусов. Вместо этого температура продолжает расти: сто градусов, сто пять, сто семь[29]. Но пот, бежавший по лицам наблюдателей, вызван не только жарой.
Теперь даже максимально замедленный просмотр не дает четкой картины происходящего, однако ясно одно: шлакоблоки не просто продолжают взрываться, они еще и горят, горят ярко, как газеты в печи. Разумеется, в учебнике восьмого класса по физике написано, что все будет гореть, если разогреется до соответствующей температуры. Но одно дело – читать об этом, и совсем другое – видеть, как шлакоблоки пылают сине-желтым пламенем.
Затем картинку закрывает яростный фонтан разлетающихся частиц: стена испаряется. Девочка медленно поворачивается, и мгновением позже ровная поверхность ледяной воды в баке идет рябью и кипит. А температура воздуха в испытательном зале, достигшая ста двенадцати градусов[30] (даже при работающих кондиционерах там жарко, как в летний полдень в Долине Смерти), начинает опускаться.
Уборщик может принимать поздравления.
СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКАОт: Брэдфорда Хека
Кому: Патрику Хокстеттеру
Дата: 2 октября
Тема: Телеметрия, последний эксперимент с Чарли
Макги (№ 4)
Пэт, я четыре раза просмотрел фильмы и до сих пор не могу поверить, что это не какие-то хитрые спецэффекты. Мой тебе совет (даю по собственной инициативе): когда будешь выступать перед подкомитетом сената с предложениями о возобновлении программы исследований «Лота шесть», держи наготове все аргументы и как следует прикрой зад – лучше бронированной плитой! Человеческую природу не изменишь, и этим парням после просмотра фильмов будет нелегко поверить, что им не втирают очки.
Теперь по делу: распечатки доставит специальный курьер, а эта служебная записка опередит их на два или три часа. Сам все увидишь, я лишь вкратце суммирую полученные нами результаты. Выводы можно уложить в два слова: мы потрясены. На этот раз ее облепили датчиками, как астронавта в космосе. Обрати внимание на следующие моменты:
1) Кровяное давление нормальное для ребенка восьми лет и практически не изменялось, когда эта стена разлетелась, будто атомная бомба.
2) Аномально высокие пики альфа-волн: активно задействовано то, что мы называем ее «контуром воображения». Ты можешь соглашаться со мной и Клэппером или нет, но эти волны предполагают некое «контролируемое регулирование воображения» (цветистое определение Клэппера – не мое). Возможно, это свидетельство того, что она все лучше контролирует свою способность и может использовать ее с все большей точностью. Как известно, совершенство достигается практикой. А может, это ничего не значит.
3) Показатели телеметрии обмена веществ в пределах нормы: по этой части ничего странного или необычного. Словно она читала хорошую книгу или писала сочинение в классе, а не создавала зону с температурой выше тридцати тысяч градусов. Но больше всего меня поражает (или раздражает) тест на каталазу по Билу-Сирлсу. Практически никакого сжигания калорий. На случай, если ты подзабыл физику (с мозгоправами такое случается), калория – всего лишь тепловая единица. Если точно – количество тепла, необходимое для того, чтобы подогреть грамм воды на один градус Цельсия. Она сожгла, может, двадцать пять калорий по ходу этого короткого представления. Примерно столько же мы сжигаем, присев пять-шесть раз или дважды обойдя вокруг здания. Но калориями измеряют тепло, черт побери, тепло, и продукт ее деятельности – тепло… или нет? Тепло идет от нее или через нее? И если верен второй вариант, откуда оно берется? Выясни это, и Нобелевская премия у тебя в кармане! И вот что я тебе скажу: если наши эксперименты ограничены по времени, как ты говоришь, я уверен, нам этого не выяснить никогда.
