– Непременно.
Джилл казалось, что надо бы сказать что-то еще, но нужные слова не шли на ум, а Эйми ей не помогала. Они обе вздохнули с облегчением, когда возле дома просигналила машина.
– Это за мной.
Эйми встала с дивана и посмотрела на Джилл. Попыталась улыбнуться.
– Ну, вот вроде и все.
– Пожалуй.
Эйми шагнула к ней, обняла на прощанье. Джилл тоже обняла ее свободной рукой. С улицы снова просигналила машина.
– Тогда, прошлым летом, – произнесла Эйми, – ты, можно сказать, спасла мне жизнь.
– А ты мне, – заверила ее Джилл.
Эйми тихо рассмеялась и подняла чемоданы.
– Чемоданы беру на время. Верну через несколько дней.
– Когда угодно, – ответила Джилл. – Это не к спеху.
Стоя в дверях, она смотрела, как ее бывшая лучшая подруга подкатила чемоданы к синей «мазде», ожидавшей ее у края тротуара. Эйми открыла багажник, сложила в него чемоданы, затем обернулась, помахала ей рукой. Джилл, вскинув руку, чувствовала, как в ней разверзается пустота, словно что-то жизненно важное изымали из нее. Так всегда бывает, когда человек, который тебе небезразличен, уходит от тебя, даже если ты знаешь, что это неизбежно и, возможно, не по твоей вине.
* * *
Невероятно, думал Том, проезжая по Вашингтонскому бульвару – впервые за два с лишним года. Здесь ничего не изменилось.
Он и сам не понимал, почему его это беспокоит. Может быть, потому, что сам он сильно изменился с тех пор, когда был дома в прошлый раз, Том думал, что и Мейплтон тоже стал другим. Но все стояло на своих местах – «Сейфуэй», магазин Большого Майка (обувь по сниженным ценам), «Тако Белл»[123], «Уол-гринс», уродливая башня над «Бургер Кингом», ощетинившаяся антеннами сотовой и спутниковой связи. А потом другая картина, когда он свернул с главной магистрали на тихие улочки, где как раз и жили горожане – в пригородную сказочную страну ухоженных газонов и подстриженной растительности, перевернутых трехколесных велосипедов и маленьких инсектицидных флажков с желтыми полотнищами, обвисшими в вечернем безветрии.
– Почти приехали, – сказал Том малышке.
Теперь они ехали вдвоем, девочка спала всю дорогу. Они полчаса прождали Кристину на стоянке, надеясь, что та появится, но это была просто формальность. Том знал, что Кристина ушла навсегда, понял это в ту же секунду, когда, вернувшись из уборной, обнаружил, что малышка в машине одна, лежит, пристегнутая в своей маленький люльке, и таращится своими блестящими глазенками, с упреком во взгляде. Хуже того, Том понимал, что сам во всем виноват: испугал Кристину, сунув ребенка ей в руки, когда она явно не была к этому готова.
Том осмотрел машину, но не нашел ни записки, ни слова извинения, благодарности или объяснения. Она даже не удосужилась черкнуть «прощай» своему преданному другу, единственному из всех ее знакомых, кто поддерживал и оберегал ее, своему верному спутнику, с которым она путешествовала по стране, своему почти что возлюбленному, заменившему отца ее дочери. Том обыскал и стоянку, но не нашел следов ни Кристины, ни фургона с «босоногими», следовавшего в Поконы.
Едва первоначальный шок прошел, Том попытался убедить себя, что это и к лучшему, что без Кристины жить ему будет легче. Толку от нее никакого – мертвый груз в машине, еще одна обуза, которую он вынужден всюду таскать за собой, обуза столь же эгоистичная и требовательная, как и брошенная ею малютка, только угодить ей гораздо труднее. Он обманывался, думая, что однажды утром она проснется и внезапно поймет, что с ним ей гораздо лучше, чем могло бы быть с мистером Гилкрестом.
Ты просчиталась, думал Том. Ведь я по-настоящему тебя любил.
Однако в этом и состояла проблема, что снова и снова бередила его сознание, пока он рулил на «БМВ» к тому месту, которое некогда считал своим домом. Он любил Кристину, а она исчезла. С болью в душе он представлял, как она едет по шоссе в фургоне с «босоногими», а те болтают о грандиозной вечеринке, о безумных развлечениях, что их ждут. Кристина, возможно, даже не слушает их, просто сидит и думает о том, как хорошо, что она освободилась, уехала от маленькой дочки и от Тома тоже, от двух людей, которые невольно напоминали бы ей обо всем, что она пережила, о том, какой дурой она была.
Еще больнее становилось при мысли о том, что через неделю или через месяц скитаний она наконец-то выйдет из ступора и осознает, что худшее позади, что она снова способна смеяться и танцевать, возможно, даже завести интрижку с каким-нибудь обкуренным идиотом, который сам не понимает своего счастья.
А Том? Снова будет дома, в Мейплтоне, с отцом и сестрой, будет воспитывать чужого ребенка, все еще тоскуя по девушке, которая бросила его на автостоянке в Коннектикуте? Неужели это и есть конечная цель его долгого пути? Он окажется там, откуда начинал, только с мишенью на лбу и с грязным подгузником в руке? Когда Том свернул на Ловелл-террас, солнце уже зашло, но над большим белым родительским домом небо еще не потемнело, сохраняя свою густую синеву.
– Ну что, крошка? – сказал он. – Что же мне с тобой делать?
* * *
Не колебаться. Это правило номер один. Уход мученика должен быть быстрым и безболезненным.
– Давай же, – взмолилась Мег. Она стояла, прислонившись к кирпичной стене под пожарной лестницей на здании начальной школы. Ее грудь поднималась и опускалась в такт ее неровному дыханию. Дуло пистолета находилось всего лишь в дюйме от ее виска.
– Подожди, – сказала Лори. – Рука дрожит.
– Не волнуйся, – напомнила ей Мег. – Ты оказываешь мне услугу.
Пытаясь успокоиться, Лори сделала глубокий вдох. Ты сможешь. Она была готова. Стрелять она научилась, старательно воображала все свои действия, расписанные в учебной инструкции.
Спустить курок. Представить, как вспышка золотистого свечения переносит мученика прямо на небеса.
– Сама не понимаю, почему я так нервничаю, – произнесла она. – Ведь двойную дозу «ативана» приняла.
– Ни о чем не думай, – напомнила ей Мег. – Просто выстрели и уходи.
На сегодняшний вечер это была мантра Лори, ее задание, в кратком изложении. Сделай и уходи. На углу улиц Элм и Лейквуд ее будет ждать машина. Куда ее повезут, она не знает, известно только, что куда-то далеко от Мейплтона, где ее ждут мир и покой.
– Я начинаю считать до десяти, – сказала Мег. – Не жди, когда я дойду до одного.
Пистолет был маленький, серебристый, с черной пластмассовой рукояткой. Не очень тяжелый, но Лори пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы удерживать его в руке.
– Десять… девять…
